Во-первых, Маканин описал ту самую модель, которая фактически практикуется в Чечне в настоящее время: симбиоз федеральной и местной власти, основанный на взаимной выгоде. Разумеется, если подходить к происходящему исключительно с точки зрения уголовного кодекса, то положение дел трудно назвать безоблачным; однако так или иначе, система, основанная на коррупции, работает, жертв – меньше, чем во время прямой войны; и Маканин описал, как был достигнут этот консенсус, какого героя пришлось выдумать на этой войне. Маканин – и вот это важнее всего – нашел героя, чья биография и образ жизни может быть ключом для понимания эпохи, метафорой современности. Это большая редкость по нынешним временам – настоящий романный герой, его нет почти ни у кого, писатели обычно вычисляют его искусственно – и получается, что героем оказывается офис-менеджер. Маканин же нащупал парадоксального, полнокровного, не выморочного героя. Роман с Героем гораздо мощнее любой просто беллетристики, он более долгоиграющий, чем любая специфическая военная проза, он обладает невероятным магнетизмом, сам заставляет себя читать.
Толстой, запустивший в свое время в литературу пару Жилин и Костылин, вряд ли подозревал, какие метаморфозы претерпит один из его персонажей. Маканинский майор – среди прочего фантомное отображение толстовского – наверняка закрепится в истории литературы и начнет дублироваться дальше, в другие тексты; механизм работает, Маканин замечательно справился с перенастройкой, и мы долго еще будем наблюдать за этой работой.
Станислав Буркин
«Фавн на берегу Томи»
«Эксмо», Москва
За этот роман 23-летнему томичу Буркину – тому самому, который в 19 лет написал «Волшебную мясорубку», странную
1888 год. 28-летний учитель Бакчаров, незаконнорожденный сын петербургского вельможи и англичанки-гувернантки, приезжает из Польши в Томск – в «Сибирь, бескрайний леденящий ужасающий мир», подальше от своей неудачной любви. Он и рад бы приступить к своим обязанностям – но мешают болезни, скандальные происшествия, козни недоброжелателей, чрезмерные заботы незваных друзей, сны, галлюцинации, немотивированные поступки и водевильные совпадения; он путает всех со всеми – и его самого явно принимают за кого-то еще; можно обозначить фабулу такого рода термином «миражная интрига», но проще и короче – чертовщина, причем особенного местного свойства: «А Сибирь, Дмитрий Борисович, она ведь похлеще Тибета в плане одурманивания беспечных странников. Так что, господин учитель, не расслабляйтесь и вы в ее метафизических дебрях».
На протяжении всего романа Бакчарова преследует некто Иван Александрович Человек, инфернальный «богач-иностранец», «путешественник и слагатель песен» и сиамский близнец покойного М. Бакунина – словом, демоническое существо, кто-то вроде Воланда, нечисть из варьете. Сам Бакчаров, комическим образом напоминающий гибрид Хомы Брута, Хлестакова, Передонова и булгаковского Мастера, пишет повесть из античных времен про первых христиан, и эти отрывки, пародирующие булгаковские понтий-пилатовские главы, ни к селу ни к городу вплетены в основной текст, между дуэлью, влюбленностью в губернаторскую дочку и сценой, где Бакчаров зачем-то отправляется на сходку местных марксистов. Характерный эпизод; цитата дает адекватное представление об интенсивности, кадрильности и градусе остроумия всей этой чепухи: «Дело в том (Речь идет о сосланном в Томск Бакунине. –