Нунивак

Нельзя выбросить из памяти тревожные годы, когда в Нуниваке только организовали колхоз, когда Утоюка и Таю первыми из жителей Нунивака приняли в партию. И сказал тогда секретарь райкома Владимир Антонович, что они — первые в истории эскимосы-коммунисты. Разве можно забыть и предать героические дни организации первого эскимосского колхоза? Почему Утоюк упирается?

Трудно было спорить с Утоюком, но Таю не сдавался. Он часто возвращался к этому разговору и не давал покоя председателю.

Таю проснулся с тяжелой головой, будто накануне выпил.

Амирак уже запряг собак и готовился выехать обратно в «Ленинский путь».

— Я тебя могу подвезти, — предложил он брату.

— Пожалуй, до Ченлюквина доеду на твоей нарте, — согласился Таю.

Короток свет дня в Беринговом проливе в зимние дни. Но охотники удлиняют трудовой день, прихватывая время у вечерней и утренней зари.

Над островами висела полоска красного света. Она, как костер из сырых дров, долго разгоралась. К тому часу, когда солнце ненадолго покажется над горизонтом, Таю уже будет сидеть у разводья и караулить тюленя.

Возле Ченлюквина — большого камня, торчащего из морского льда, — Амирак остановил упряжку.

Таю сошел с нарты и, надевая на ноги вороньи лапки — лыжи из плетеного ремня, так, между прочим, сказал брату:

— А продавщица о тебе спрашивала…

Амирак стегнул собак. Нарта рванулась и понеслась, прыгая по ропакам и сугробам. Темные скалы были слева, но они теперь не внушали страха путнику: за горизонтом мчалось солнце.

9. НА ТЮЛЕНЕЙ

Торосы, торосы,

Торосы кругом…

В. КЕУЛЬКУТ, Тюлень

Зима повернула на весну. В этом можно убедиться, если заглянуть под торос, обращенный в солнечную сторону. Намеки на будущие сосульки — блестящие тонкие иглы, щетинкой выросшие на боку ледяной глыбы, удлинялись с каждым днем. Давно не было пурги, и снег покрыла тонкая пленка невидимой наледи. Она блестит на солнце, как хорошее зеркало, и бьет лучами по глазам. Неосторожный человек может за один день потерять зрение.

Таю, выйдя из тени прибрежных скал, нацепил на нос зеленые светозащитные очки. Охоту нужно начинать немного севернее Ченлюквина. Пока охотник на льду, его за день течением Берингова пролива выносит далеко за Нунивак.

За спиной Таю болталось охотничье снаряжение. Главное место занимала винтовка в чехле из белой кожи. Под винтовкой прилегала к телу связка тонкого ремня с деревянной грушей на конце, унизанная несколькими острыми стальными крючьями. Этим орудием охотник вытаскивал тюленя, если пуля настигала зверя на большом расстоянии от кромки льда. Рядом со связкой ремня — приспособления, необходимые на промысле: упряжь, с помощью которой тащат добычу по снегу, куски ремня для соединения нескольких нерп, если охота будет удачной. В левой руке Таю держал посох с кружком, а в правой — длинный шест с острым наконечником на одном конце и крюком — на другом. Этим шестом охотник прощупывает тонкий лед, пробуя его прочность. Крюк служит багром, когда тюлень убит на близком расстоянии. На ногах у Таю были надеты вороньи лапки. В них не заскользишь по снегу — они предназначены для того, чтобы ноги охотника не проваливались в рыхлый снег и держали его тело на мелком, битом льду.

Таю шел по торосам припая. Он торопился, пробирался напрямик, не обходя нагромождения торосов. Надо успеть пораньше выбраться на движущийся лед.

В море к Таю словно возвращалась молодость. Глаза обретали былую зоркость и подмечали каждую мелочь. Даже сердце переставало напоминать о себе: оно билось ровно, с полной силой толкая кровь по телу. Таю дышал глубоко, будто пил что-то живительное — бодрость вливалась в жилы, и чувствовался жар, несмотря на сильный мороз.

Даже мысли становились моложе. В море хорошо думалось о радостном, о будущем. За зиму Таю удалось несколько раз съездить в «Ленинский путь». Дочь Рита с мужем Линеуном жила в большом хорошем доме с двумя комнатами Таю рад был гостить у них подольше, но назад в Нунивак звали колхозные дела, охота на море. В «Ленинском пути» Таю встречался и разговаривал с председателем Кэлы.

— В эту зиму вы уже потеряли двух человек, — с укором говорил Кэлы. — Надо решать.

Таю ничего не мог возразить. В душе он давно принял решение. Задолго до того, как Емрон переселился в «Ленинский путь», женившись на дочери Кэлеуги. Как его отговаривал Утоюк! Чего только не сулил! А когда Емрон сказал, что ему нравится не только девушка, на которой он хочет жениться, но и название колхоза, куда он переселяется, Утоюк вдруг вспомнил, что колхоз-то в Нуниваке тоже имеет название. Да ещё какое — имени Спартака! Правда, это имя так и не прижилось в Нуниваке, и его быстро забыли: никто так и не объяснил эскимосам, кто такой Спартак. Но теперь нунивакцы только диву дались осведомленности своего председателя в древней истории. Но слава римского гладиатора не прельщала Емрона. Выведенный из терпения, он очень громко сказал Утоюку:

— Неужели вы не понимаете: могу я свою жену из дома обратно переселить в ярангу?