Нуреев: его жизнь

Об этом вопиющем акте непослушания, естественно, доложили директору. И в тот же день Рудольф оказался в его кабинете. Шелков был в ярости. Как он посмел нарушать правила?! – раскричался директор. И потребовал сообщить ему имена ленинградских друзей. Рудольф сообщил координаты дочери Удальцовой, Марины. Но Шелков настолько разъярился, что выхватил у него из рук записную книжку. Рудольф никогда еще не чувствовал себя таким оскорбленным. Ему только предстояло налаживать свою жизнь в Ленинграде, а Шелков уже совал нос в его дела.

Опасаясь, как бы за дальнейшими стычками с Шелковым не последовало его исключение из училища (а затем и призыв в армию), Рудольф решился на беспрецедентный шаг. Он попросил худрука Ивановского перевести его из шестого класса в восьмой, который вел Александр Пушкин. Рудольфу была известна репутация Пушкина как преподавателя крайне требовательного. Но, видимо, он решил, что терять ему нечего[50]. С таким педагогом, как Шелков, Кировский ему не светил, а в семнадцать лет Рудольф больше не мог тратить время впустую. Он не стал жаловаться на некомпетентность Шелкова, но подчеркнул свое желание закончить обучение. И Ивановский согласился замолвить за него слово.

Шелков не собирался портить себе жизнь из-за неудачного старта татарина. Он лишь обрадовался возможности от него избавиться. И не преминул напоследок предупредить Рудольфа о Пушкине: «Я пошлю тебя к преподавателю, который даже не удосужится посмотреть в твою сторону… и не станет понапрасну тратить на тебя время». Как директор, Шелков мог выгнать Рудольфа из училища, но, памятуя о том, что Костровицкая разглядела в нем талант, он надеялся, что его мнение поддержит и другой педагог. А Пушкину он отрекомендовал Рудольфа так: «Посылаю вам упрямого болвана, бесхарактерного, испорченного мальчишку, не имеющего никакого представления о балете… Предоставляю вам судить, но если он не исправится, нам ничего другого не останется, как только вышвырнуть его из училища».

Глава 7 Пушкин

Окажись его новым педагогом кто-нибудь другой, а не Александр Иванович Пушкин, – и Нуреев, скорее всего, танцевал бы всю жизнь в труппе Уфимского театра. Но в лице сдержанного и терпеливого Пушкина Рудольф обрел действительно идеального учителя, к которому быстро проникся восхищением, уважением и безграничной любовью.

Пушкин был на тот момент лучшим в СССР преподавателем мужского танца, хранителем тех традиций утонченности и классической чистоты балета, на которых зиждился стиль Кировского театра. Сам выпускник ЛХУ (тогда Петроградского театрального училища) и бывший солист Кировского, Пушкин соединял в себе две эпохи: императорской и советской России. Родившись в 1907 году, он до поступления в училище обучался у Николая Легата – последователя Петипа, балетмейстера Императорского Мариинского театра и педагога Императорского Петербургского театрального училища, среди учеников которого были Нижинский, Карсавина, а, позднее, и Марго Фонтейн. Именно Легат разглядел на вступительном экзамене талант Нижинского и, несмотря на возражения своих коллег, принял его в училище. («Этого юношу можно выковать в прекрасного танцовщика, – сказал он, – и принял его без каких-либо дальнейших объяснений»[51].) Как и Легат до него, Александр Пушкин стал звеном в длинной, непрерывной цепи балетных педагогов, перенимавших друг у друга, «подобно бегунам в эстафете, самую совершенную технику, самый чистый танцевальный стиль» и скреплявших прошлое с будущим. Пушкин пришел в Кировский театр в 1925 году, а свою педагогическую деятельность начал в 1932-м, еще выступая на сцене. Специальный класс, который вел этот замечательный педагог, привлекал большинство ведущих мужчин-танцовщиков. Даже не наделенный красивой внешностью романтического героя, Пушкин был блистательным солистом и вызывал восхищение своим изяществом; а наибольшую известность ему, как танцовщику, принесла партия Голубой птицы в балете «Спящая красавица». Со сцены Пушкин ушел в 1953 году и с тех пор щедро передавал свой опыт начинающим танцовщикам.