Нуреев: его жизнь

Но уже на следующий вечер все услышали крики, разносившиеся из их номера. Утром в классе забродили сплетни. По одним слухам, Соловьев вытолкал Рудольфа в коридор после какого-то спора. А кое-кто даже утверждал, будто Нуреев и Соловьев делали друг другу массаж и, когда Нуреев попробовал «подкатить» к Соловьеву, тот в порыве гнева вышвырнул его из номера. Но никто не признался, что лично слышал ссору или видел драку. По свидетельству Аллы Осипенко, хотя откровенных сплетен о гомосексуализме Нуреева прежде не ходило (а все, кто хоть как-то интересовался сексуальной жизнью Рудольфа, допускали его любовную связь с Кургапкиной), теперь ситуация переменилась. Некоторые коллеги поспешили заподозрить Рудольфа в приставании к Соловьеву. Но, насколько было известно Осипенко, «все, что они видели, – это как Рудольф выбегал из номера». Сама Алла не придала этому инциденту большого значения и никогда не обсуждала его с Соловьевым; ей казалось «странным подозревать Рудольфа в гомосексуализме, особенно после слухов о нем и Нелли [Кургапкиной]. Но театр есть театр. Довольно малейшего повода, а порой и повода не надо, чтобы люди стали говорить, что ты гомосексуалист».

Клубок из правды и вымысла о происшествии с Соловьевым в Париже, наверное, уже никогда не удастся распутать. Но одно можно сказать наверняка: то, что между ними тогда случилось, было не настолько значимо, чтобы запустить процесс отзыва Нуреева в Москву. В бывшем Центральном архиве КПСС хранится множество документов по делу Нуреева, но нигде не упоминается хоть о каком-то инциденте с Соловьевым. Более того, все эти документы свидетельствуют, что решение вернуть Рудольфа в Россию власти приняли уже в самом начале гастролей и задолго до предполагаемого инцидента с Соловьевым. Долгое время считалось, что решение о возвращении Нуреева на родину было принято поспешно, по окончании парижского тура 16 июня. Однако архивные документы подтверждают: в действительности приказ о его отправлении домой поступил за тринадцать дней до назначенной даты вылета труппы из Парижа в Лондон. И, если бы на него отреагировали быстро, Нуреев бы тихо исчез из Парижа и, скорее всего, путь на Запад ему был бы закрыт навсегда. Но столкновение интересов разных советских ведомств вынудило их отложить его высылку из Парижа – с далеко идущими последствиями. Отсрочка позволила Нурееву не только укрепить свои новые дружеские отношения, которые вскоре оказались для него бесценными, но и изменить весь ход своей жизни, а вместе с ним – и историю танца, и отношения между Востоком и Западом.

Сам Нуреев так никогда и не узнал, как рано были запущены планы по его возвращению домой. Как не узнал он и о попытках Сергеева, которого всегда считал «серым кардиналом» в заговоре против него, блокировать эти планы так долго, как только он мог[123]. Возможно, Сергеев и завидовал парижскому успеху Нуреева, но он отлично сознавал, сколь многое даст ему самому даже чужая слава.

Первыми предложили отозвать Нуреева с гастрольного тура Стрижевский и резиденты КГБ при советском посольстве в Париже. 1 июня они сообщили в Москву, что его поведение становится неприемлемым и ставит под угрозу безопасность Кировского театра. В ответ ЦК КПСС созвал экстренное совещание Комиссии по выездам за границу, на которое срочно вызвали главу Ленинградского горкома партии. Уже через два дня, 3 июня, Центральный комитет разослал распоряжение о немедленном отзыве Нуреева, с акцентом на необходимость соблюдения всех надлежащих мер предосторожности.

Это распоряжение поставило Сергеева, Коркина и советского посла в чрезвычайно затруднительное положение. За два дня до этого труппа Кировского удостоилась чести выступать в более просторном Парижском Дворце спорта, а из всех танцовщиков-мужчин публика стремилась увидеть именно Нуреева. Руководство даже разрешило ему станцевать Зигфрида в «Лебедином озере» в вечер открытия на сцене Дворца спорта, хотя эта роль была для него новой (до этого он исполнял ее только два раза)[124]. Более того, на той же неделе ему вручили престижную премию имени Вацлава Нижинского, а значит, Нуреев способствовал формированию позитивного представления о советской стране и, как сейчас принято говорить, повышал рейтинг труппы. Он стал звездой гастролей. И как бы Сергеев и Коркин объяснили его неожиданное исчезновение? Сотрудники КГБ виделись им филистерами, ничего не смыслившими в культурном обмене. Хрущев пропагандировал интернационализм, а они как раз и демонстрировали в Париже высшие достижения советской культуры.