Нурик. Демиургическая трагедия

— Тартар содержит… содержал в себе архитектуру тектоносферы, а также метафизический слепок техносферы. Долго объяснять. Да и незачем уже.

— Слушай, я тут в Совет Богов залетал. Там никого нет. Облачные представители пропали. И сама иллюзия Цафона распадается. Там же исчезли Вересилен и Айтварас. Кажется, я кое-что начал понимать…

Ньярлахотеп достал из кармана пачку сигарет Полёт, закурил, протянул пачку Сототу, тот тоже закурил.

— И что же ты начал понимать?

— Нурик, а ты никогда не задавался вопросом, почему мы с тобой оба всё время курим "Полёт" и пьём водку "Шаман"? — Вынул сигарету изо рта древний ящер и внимательно её разглядел.

— Задался недавно, когда ты из Тартара улетел.

— Совет Богов, старые драконы, их ведь и не было никогда, да? Ну, то есть, я, конечно, понимаю, что мир — это иллюзия, но вот когда всё распадается и исчезает прямо у тебя на глазах…

— Ты ведь не про них, а про себя хочешь спросить, да, Аутлуков? — Скосил на собеседника взгляд дух смерти.

— Да. — Кивнул головой тот.

Ньярлахотеп долго молчал, вглядываясь в раскинувшуюся внизу бездну. Потом заговорил, не поднимая взгляда.

— Вот скажи мне могучий Сотот, скучно ли тебе было в нашей сансаре? Казалось бы, ты столь древний и великий, что вся эта земная суета должна была нагонять на тебя сонливость. Но я отвечу вместо тебя — ты совсем не скучал. У тебя был я — якобы антагонист и узурпатор власти над сансарой. У тебя был Совет Богов — странная камарилья из неведомых миров, зачем-то надстоящая над нами. У тебя были товарищи драконы, такие как Вересилен, Айтварас, Огненный Змей и прочие. У тебя были народы, которыми ты ходил на меня войной, как те же гиксосы или германские варвары. У тебя была цель — перехватить власть над людьми и вернуть им Эдем. И средство тоже было — летающий храм Йеба. Ну весело же, да?

— Да. — Коротко кивнул в знак согласия Йог-Сотот. — Очень весело.

— Вот и всем было весело. Совет Богов веселился с того, что всё выходит из-под контроля. Я веселился от того, что всякие самозванцы вмешиваются в моё творение — сансару. Это иллюзия борьбы, Аутлуков, только и всего. Не было никакого Совета Богов, твоих корешей-драконов, самозванцев в моей сансаре тоже не было и неоткуда им было взяться.

— А я был? — Тихо спросил Аутлуков, вцепившись зубами в сигарету.

Ньярлахотеп продолжал неподвижно сидеть, глядя в бездну под ногами. За весь разговор он ни разу не повернул голову на собеседника.

— А теперь представь, Аутлуков, другую картину. Ты один сущий на всё мироздание. Нет не только равных тебе, но и вообще никого, считай, нет. Ты что-то производишь, но это никто не увидит из тех, кто мог бы это понять. Тебе не с кем взаимодействовать, общаться, бороться, доказывать, интриговать, возмущаться, и нет врага, против которого ты мог бы мобилизоваться. Нет цели, нет мотива, нет вызова. Полное безвыходное одиночество. Ты бы попробовал сыграть в шахматы сам с собой пару миллиардов раз.

— Какие-то людские категории пошли, Нурик.

— А люди — чьи подобия?

— Ты прямо не отвечаешь, но я, кажется, почти понял.

— И лишь сыграв эти пару миллиардов партий в шахматы против самого себя, моё единосущное Я начинает исторгать из себя иллюзии тех, кто якобы "не Я". Живые иллюзии, самосознающие. Дело за малым — внутри цикла, то есть шахматной партии, не подозревать о том, что Я здесь один и играю сам с собой. Ты, Аутлуков — это лишь часть единого Я, которая в конце цикла возвращается в меня же, как и все прочие фигуры на шахматной доске. Эта партия закончилась гибелью моих чад человеческих. Ты и победил, и проиграл одновременно.

Йог-Сотот больше не пытался делать затяжки, а просто стеклянными глазами смотрел в никуда.

— Я сейчас исчезну, как и прочие иллюзии?

— Ты, Аутлуков, очень интересная иллюзия, хотя я бы лучше сказал — часть меня. За окончанием этого цикла начнётся новый — так было всегда. И я не хотел бы тебя совсем потерять. В новом цикле ты будешь человеком, то есть одним из тех, ради кого ты так старался всю эту партию. Но, в-сущности, ты останешься собой: философ из бочки, мудрец, чуждый пафоса и признания. Будешь рождаться и умирать. Древний дракон — знающий больше остальных, но не помнящий, откуда он это знает.

— Ты хоть придёшь меня навестить, Нурик? В какой-нибудь из жизней? — В глазах Сотота появилось нечто, похожее на трудновыразимую печаль, — Мне хрен с ней, с сансарой. Посидели бы на бревне, или на перевёрнутом ведре… Выпили бы.

Ньярлахотеп хранил молчание, растянувшееся на многие минуты. Вокруг двух древних товарищей закружил шквальный ветер, грозящий столкнуть их прямо в бездну. Нурик вскинул руки вверх, и две сидящие иллюзии обратились в пепельный туман, устремившийся вверх — в огромную тень — Призрак мира сего.

Где-то в новом цикле

Главный инженер НИИ Полувысоких технологий Аутлуков лежал на койке агаповской больницы с модным заболеванием — шапковирус. В палату вихрем ворвалась медсестра с авоськой в руках.