Нурсолтан

– Как прикажете, мой господин, – не скрывая своей обиды, промолвил оглан. – Но ваш отец, высокочтимый хан Хаджи-Гирей, велел мне присматривать за вами. Он-то знает, каким вы бываете безрассудным.

Солтан лишь рассмеялся, хлопнул военачальника по плечу:

– Не обижайтесь, Эсфан-оглан, я ценю вашу преданность. Но мы все слишком утомлены, и почему бы нам не воспользоваться гостеприимством беклярибека? Там узнаем и о давнем союзнике отца.

Солтан отдал приказ воинам следовать за мальчишкой, а Эсфан-оглану осталось лишь подчиниться, не вступая более в спор. Обида, нанесённая словами молодого господина, никак не проходила. Оглан всегда был подозрителен и осторожен, оттого и дожил до преклонных лет. Что может знать о настоящих опасностях, таящихся в этих необъятных степях, сын крымского хана? А Эсфан-оглан знает! И не важно, что господин посмеялся сейчас над ним, он, его верный телохранитель, всё равно остережётся, и не только потому, что оберегать сына приказал сам повелитель.

Эсфан-оглан недовольно насупился, но только суровый взгляд его коснулся молодого господина, как сразу потеплели глаза, подёрнулись влагой. Никому, даже себе самому, не признавался Эсфан-оглан, как любил он солтана Менгли-Гирея. Из всех сыновей хана Хаджи только он, Менгли, был похож на погибшего сына. Вот таким же безрассудно смелым, молодым и красивым был его Сарман, слишком смелым и слишком безрассудным, оттого и сложил голову десять лет назад в этих ненавистных оглану степях. Старик вздохнул, расправил плечи, словно скинул с себя груз тяжких воспоминаний, и решительно направил коня вперёд, в голову отряда. Если опасности не избежать и мальчишка заведёт их в западню, он, Эсфан-оглан, встретит эту опасность грудью. И тогда не один кочевник расстанется с жизнью, прежде чем смогут сломить такого воина, как он. А в голове солтана Менгли чувства тревоги даже не возникало, молодой господин задумался о предстоящем сражении. Где он найдёт помощь, если мальчишка сказал правду, кто даст ему воинов для битвы с правителем Большой Орды? Ведь хан Хаджи-Гирей отправил его в Ногайские степи в надежде на поддержку старого друга.

Сам солтан последние годы провёл в Кырк-Ёре[4]. Отец дважды женил Менгли, словно торопился получить внуков от своего любимца. Он был шестым сыном хана Хаджи, но Менгли больше всех напоминал крымскому господину его самого. Оттого и привечал младшего сына, и выделял среди всех братьев, хотя наследником объявил старшего – солтана Нур-Девлета. А Менгли привязанности отца не замечал, ему быстро наскучила однообразная дворцовая жизнь, страстная натура звала к непокорённым вершинам. И вот пришёл час славного дела, достойного настоящего мужчины. Хаджи-Гирей решился на открытую битву с давним врагом ханом Махмудом, правившим Большой Ордой[5]. Своего любимого сына Менгли крымский повелитель отправил в Мангытский юрт

[6] с надеждой привлечь грозную силу, которая таилась в степях, на свою сторону. Мурзабек Мусека мог дать не одну тысячу воинов, но его нежданная смерть расстроила планы хана. Кто теперь в улусе Мусеки обладает весомой силой? И если наследники враждуют меж собой, то решатся ли в тревожное время отправить своих воинов на битву, до которой им и дела нет?

Эсфан-оглан решил, что крымский солтан направился в стойбище беклярибека Тимера из упрямства, но он ошибался. Менгли-Гирей отклонился от прежнего пути в первую очередь для того, чтобы в улусе правителя этих обширных земель узнать ответы на свои вопросы. К тому же при удачных переговорах беклярибек Тимер мог отправить хану Хаджи своих воинов. Его следовало только убедить в этом. А прибыть в ставку отца во главе нескольких тысяч было большой удачей. С такими мыслями крымский солтан и въехал в стойбище беклярибека Тимера.

Глава 2

– Всем известно, что хан Махмуд – правнук высокочтимого повелителя Тимура-Кутлука, а мой дед, знаменитый Идегей, был правой рукой Тимура-Кутлука. – Беклярибек Тимер говорил медленно, словно обдумывал каждое слово, и всем присутствующим на этом вечернем пиру казалось, что его речь звучит смертным приговором заманчивому предложению крымского хана.

Но Менгли-Гирей думал иначе. В улусе беклярибека он гостил четвёртый день и ещё ни разу не услышал прямого ответа от могущественного мангыта. Теперь восточные учтивости и хитроумные сплетения разговоров, где никогда не говорили прямо «нет» и «да», остались позади. Беклярибек Тимер наконец высказал всё, что держал в уме все эти дни, с тех пор, как в его улус прибыл сын Хаджи-Гирея – Менгли. Молодой солтан выдохнул с облегчением, он привык сражаться, глядя в лицо сопернику. Открытые слова Тимера разрешали и ему высказаться с такой же прямотой.