Нушич

«Неизвестные личности» взломали дверь редакции и украли зимнее пальто и ножницы. Вместе с полицией Бен-Акиба строит целый ряд юмористических версий, почему совершена кража. По одной из них, кражу подстроил сам редактор. Авторы заваливают его рукописями рассказов, фельетонов, статей, обзоров. Бедный редактор! Ему приходится круглый год отбиваться от назойливых авторов очень немногочисленным арсеналом отговорок. Завертелся, мол, не прочел еще. Или прочел, но все номера газеты на ближайшие месяцы до отказа забиты срочными материалами. Теперь же редактор мог со спокойной совестью ссылаться на последнее происшествие в редакции и говорить, что материал должен бы пойти на этой неделе, но рукопись исчезла среди прочего…

Описав безуспешные попытки найти вора, Бен-Акиба озорно признается: «Редактор твердо убежден, что эту кражу в редакции устроил я сам, и только по одной причине — у меня не было материала для сегодняшнего фельетона».

В этой изнурительной работе крылась опасность исписаться, исчерпать себя, тем более что газетная нетребовательность, злоба дня покрывала все литературные грехи и огрехи. Основное правило газеты — каждый читатель должен быть удовлетворен — заставляло Бен-Акибу становиться в позу безудержного забавника и анекдотиста, прохаживаться насчет тещ и курортных похождений вырвавшихся на свободу мужей и жен…

Собственно говоря, случилось нечто непоправимое. Бен-Акиба погубил репутацию Бранислава Нушича. В 1907 году он собрал в книгу свои фельетоны. Кампанию по рекламе книги он начал заранее. Но странная это была кампания. Куда девался обычно уверенный тон его предуведомлений. Ощущение неполноценности творчества Бен-Акибы не покидает Нушича с самого начала. 20 февраля 1907 года он заранее оправдывается перед читателями: «Думаю, что не все в равной степени хорошо написано, так как есть среди них (фельетонов) недоработанные… есть и имеющие сиюминутную ценность, связанные с каким-нибудь незначительным событием, и, наконец, есть и такие фельетоны, которые я писал, когда мне не писалось… Но то, что будет отобрано, я доработаю, и, конечно, кое-что добавлю».

Нушич всегда считал, что творчество писателя складывается не только из его произведений. Личность писателя неотделима от его творчества. В старости он как-то сказал молодому драматургу, первая вещь которого имела успех: «Дайте, пожму вашу руку. Завоевали публику. А теперь — один совет: отныне вы должны культивировать свою популярность». Нушич никогда не был ни ханжой, ни чистоплюем, делающим вид, что он не от мира сего. И поэтому пояснил свою мысль: «Писатель не может позволить себе, чтобы публика его забыла. Надо настойчиво делать так, чтобы его имя произносилось как можно чаще. Чтобы знали, что он делает, какого рода пишет вещь, где ставятся пьесы уже написанные, как он живет, куда собирается поехать и т. д. В общем, стараться, чтобы почаще говорили о нем. Публика любит заглядывать в рабочую комнату и частную жизнь писателя, который ее интересует, — этого не забывайте никогда». Нушич верил, что, подготавливая публику психологически, драматург способствует успеху спектакля. Удовольствие — это чаще всего исполнение ожидаемого.

Но в рекламе будущего сборника Бен-Акибы ощущается нечто лихорадочное. Такого рекламного бума еще не видал свет. 27 марта «Политика» объявляет: «Книга Бен-Акибы уже сдана в печать, и над ней спешно работают, чтобы она вышла как можно быстрее». 20 июня: «Книга Бен-Акибы вышла из печати». 23 июня Нушич пишет фельетон «Первый экземпляр», в котором, не стесняясь соображениями меры и вкуса, старается веселой болтовней подстегнуть покупательский интерес.