Нушич

Новый директор реорганизовал ансамбль, набрал хороший хор, пригласил известных солистов — оперетта стала процветать. Драма старалась привлечь и задобрить «главный контингент» современными французскими бульварными комедиями. Нушич объяснял свою политику тем, что сараевская публика еще не приучена к серьезному репертуару, Бора Евтич яростно противился этому, требуя, чтобы директор обратил внимание на «серьезную литературу».

— Сараевская среда, — объяснял ему Нушич, — среда в театральном отношении неискушенная. Главное сейчас — привлечь публику, научить ее вообще посещать театр, стараться, чтобы она привыкла к нему, полюбила. А что касается вашего стремления повысить театральный вкус публики… это мы сделаем без труда! Все придет само собой. Сама публика будет требовать, от сезона к сезону, постановки все лучших пьес.

— Но это же не варьете! — горячился Евтич, кривя худое аскетическое лицо. — Государство отпускает нам деньги не на эти венские и мадьярские опереточные гуляши. Это духовное рабство хуже и опаснее того, что было прежде, — физического. И какая польза, наконец, нашей духовной культуре от всего этого? Учтите, здесь Босния, господин директор!

Много лет спустя Бора Евтич писал: «Старый боец и патриот, отдавший единственного сына ради того, чтобы страна была свободна, только посмеивался и поглядывал на меня с почти искренним сожалением.

Это меня взбесило еще больше. Я говорил о вредном влиянии опереточного актерского шаблона на развитие молодых талантов. Это все трюки, дешевка, немного голых ног, и… дешевые ненужные аплодисменты. А что будет, если вкус широкой публики совершенно испортится? Кто за это ответит?

Но у старого комедиографа были свои особые взгляды на театр и репертуарную политику. Он верил в некоторые „дедуктивные методы“, когда шла речь о той стоглавой гидре, которую мы называем театральной публикой. Я… не верил.

Потому я и до сих пор не убежден, что Нушич был прав».

Боривое Евтич слишком пристрастен к Нушичу. В полемическом задоре, не выветрившемся и за десятки лет, он забыл о том, какое участие принимал Нушич в судьбах молодой боснийской литературы. Он устраивал в театре чтения, он превратил театр в центральное культурное учреждение города. Нушич поставил на его сцене фольклорный спектакль Йована Палавестры «Алмаса», «Чудеса Хаджи Насреддина» Милана Чурчича, «Царские когорты» Боривое Евтича, «Старину Новака» Михаила Мирона и многие другие произведения сараевских писателей.

Бора Евтич, отсидевший три года в австрийской тюрьме по делу «Молодой Боснии», в 1924 году написал книгу о сараевском покушении, которая расходилась с официальной версией и вызвала серьезные нападки на нее. Возникла даже угроза ареста. Нушич предложил Евтичу уехать на казенный счет в Вену и поучиться режиссуре в тамошнем «Бургтеатре». Между ними завязалась оживленная переписка. В декабре 1925 года Нушич сообщал Евтичу, что работает над спектаклями «Анна Каренина», «Пигмалион», «Путешествие вокруг света» и хочет поставить «Ревизора». Спрашивая о венских постановках, директор советовал: «Прошу вас, не ходите в оперетту, не тратьте денег. Мне кажется, особенно выбирать тут нечего. Лишь бы оперетта, лишь бы голые ноги, и публика валит как сумасшедшая. Директор театра предстает в скверном виде, но что поделаешь, если дотация так мала, если государство само толкает театр на то, чтобы он вносил в свою программу погибель вкуса».

Очевидно, директор уже стал прислушиваться к словам своего молодого друга.

Со временем репертуар становится все серьезнее. Шекспир, Бальзак, Ибсен, Шоу, Толстой, Мольер, Софокл, Голсуорси и многие другие классики занимают прочное место в репертуаре театра, разумеется, наряду с отечественными классиками — Поповичем, Трифковичем, Янко Веселиновичем и самим Нушичем, представленным «Народным депутатом», «Путешествием вокруг света», «Найденышем» и прочими произведениями.

Нушич пропадал в театре с утра до вечера, устраивая себе перерыв лишь с полудня до трех часов, которые тратились на обед и непременный дневной сон. Он присутствовал на всех важных репетициях, а собственные пьесы ставил сам. По воспоминаниям актеров, он не любил шаржирования в своих комедиях, запрещал шутовство, требовал реалистической игры.

— Это же люди, а не куклы, — говорил, он. — Надо, чтобы в них верили.

Но свободы актера не стеснял. Темп и пластичность — таковы были основные требования Нушича-режиссера. Он не придирался к актерам по пустякам, но они побаивались его иронии.

Театр выезжал на гастроли. Самым веселым из путников обычно бывал директор. Он рассказывал анекдоты, разыгрывал актеров, импровизировал.

Однажды по пути в Мостар он на пари за сорок минут сочинил комическую сценку «Запонка», в которой «чиновник первой категории шестой группы» получает приглашение на ужин от самого министра. Одеваясь, он роняет запонку, в поиски которой постепенно включается весь дом, ибо от нее, и только от нее, зависит будущее, карьера. Сценка кончается всеобщим препирательством и баталией. Запонка так и не найдена, карьера погублена, брак под угрозой…