Нутро любого человека

Стачка завершилась. В конце концов, все свелось к своего рода анти-климаксу. Я как раз явился в полицейский участок (у которого стояли две бронированные машины, окруженные солдатами с ружьями на плечах), и тут Даркер сказал, что все кончено: „Правительство ведет переговоры с БКТ“, — объявили по радио (нам и вправду следует разжиться приемником: думаю, мама будет от него без ума). Я сдал каску и дубинку, но сохранил — на память — нарукавную повязку.

Итак, Всеобщая стачка закончилась, и что я могу сказать о ней, — что это значительный момент нашей современной истории, в котором я сыграл крошечную роль? Информированного мнения у меня нет: все чувства, какие я испытал за эти девять дней, сводятся к скуке, прерванной двумя мгновениями страха и срама. Почему я пошел в специальные констебли? Я поступил так не задумываясь — просто все в Оксфорде были полны решимости „что-нибудь сделать“. Так ли уж я страшусь рабочего класса? Или это тень Русской революции заставляет оксфордскую молодежь подаваться в добровольцы? Как оно ни иронично звучит, единственной реальной пользой, какую я извлек из всей этой истории, стало подобие дружбы с рабочим человеком — с Джозефом Даркером. Он пригласил меня в воскресенье на чашку чая, хочет познакомить с женой.

Письмо от Дика. Поезд, который он вел, сошел с рельсов под Карлайлом, погибли два пассажира. Дик он и есть Дик.

Понедельник, 28 июняДжизус-Колледж

Задержался в колледже, чтобы определиться с жильем на следующий год. Мне нравится одно место на Уолтон-стрит, недалеко от канала, можно будет уже к среде договориться обо всем с казначеем. Хочется переехать, но Ле-Мейн не советует: „Не благоприятствует усердной работе“, — сказал он, добавив зловеще, что по его опыту, студенты, которые в последний свой год меняют место жительства, выезжая из колледжа, редко получают ту степень, которой заслуживают. Я постарался успокоить его, сказав, что переезжаю потому, что хочу работать побольше, а жизнь, кипящая в колледже, отвлекает меня.

Вчера встретился в Хедингтоне с Лэнд, проехались на велосипедах по сельским тропинкам, выдерживая общее направление на Стэдхамптон. Лэнд привезла записку от Хью, — он извиняется за свое поведение (полагаю, не часто случается человеку плевать в лицо другу своей сестры), однако мое штрейкбрехерство по-прежнему не одобряет. Посидели, закусывая взятыми с собой бутербродами, на лужайке в Грейт-Милтон. По тому, как Лэнд разговаривала, было ясно, что она все еще очень увлечена Бобби Джарреттом. Вследствие чего я, прибегнув к иносказаниям, дал ей понять, что у меня тоже был „любовный роман“, — впрочем, завершившийся. „Настоящий роман?“ — спросила она. „Настоящее не бывает“, — ответил я с видом тертого ходока.

На самом-то деле, Тесс спасла меня от Лэнд (и от Люси, уж если на то пошло). Теперь, когда я прошел через подлинные, взрослые половые отношения с женщиной, я обрел способность смотреть на Лэнд по-новому, объективно — без гнева и застилающей взор розовой дымки мальчишеской страсти. И потому могу сказать, что меня все еще влечет к ней, — признаю это открыто, — однако, если она предпочитает мне милейшего Бобби Джарретта, значит так тому и быть.