Нужен нам берег турецкий

Поэтому все уже знали лично людей, умудрившихся в прошлом пропить всё кроме оружия. Если у казака есть сабля, остальное, что ему нужно, он ею добудет.

– Да… значит, просыпаюсь как-то утром… или днём?.. Бог с ним, в общем, просыпаюсь, а голова… передать не могу, как болела.

Казалось, чуть её сдвинешь – точно взорвётся, как горшок с порохом. Во рту… – Срачкороб задумался, подыскивая подходящие слова, крутя при этом пальцами правой руки перед собственным носом. – Во рту, стало быть, будто кто куренной нужник устроил – гадостно до невозможности. И сил нет совсем. Даже во двор выйти, водицы напиться. Да что там выйти, голову поднять не сразу смог. Приспичь мне тогда по-большому или по-маленькому – опозорился бы как малое дитя! А главное – похмеляться не на что. Потому как я скорее сдохну, чем саблю и пистоли с ружьём пропью. А больше ничего у меня и не осталось.

Он с самым серьёзным видом обвёл слушателей взглядом.

– Вот, хлопцы, до чего выпивка довести может. А потом и совсем мне худо стало.

– Так куда уж хуже? – не выдержал опять Мыкола.

– Хуже всегда может быть! – уверенно ответил Юхим. – Подыхал как-то один мой… знакомый на колу. На толстом, с перекладиной, под навесом, значит, чтоб подольше мучился. Скажете – куда уж хуже?

Задав вопрос, Срачкороб очень нехорошо улыбнулся. Ошарашенные слушатели смогли только покивать, представить, что человеку в подобных обстоятельствах может быть хуже, они не могли.

– Так вот, подошёл к нему я, и ему сразу стало хуже! – рассказчик победно оглядел обалдевших слушателей. – Да к чертям тот случай отношения не имеет. Хотя… попал-то тот гад наверняка в ад, уж очень… только вернёмся к нашей истории. Так вот, к вечеру мне стало намного хуже. Откуда-то вылезло множество чертей и принялись меня щекотать. Были они совсем малюсенькие, с мизинец ростом, и зелёные, что свежая трава. Да вы, наверное, о таких случаях слыхали?

– Да!

– Батька рассказывал…

– А мне дядька…

Выяснилось, что о существовании такого вида, как маленькие зелёненькие чёртики, знают все. Причём от близких родственников, видевших их лично, зачастую неоднократно. Эта деталь повествования не могла вызвать удивления ни у кого. Сами джуры, правда, по молодости лет ещё не удостоились знакомства с ними, но какие их были годы…

– Ну, сгоряча пытался я их руками ловить, да быстро понял, что гиблое это дело. Шустрые они – спасу нет, да и если исхитришься цапнуть по нему рукой, пальцы сквозь тельце проскакивают… да. Сатана их так от ловкачей предохранил. Только не на того они нарвались!

Срачкороб с хитрым прищуром глянул на слушателей и накрутил часть своего длиннющего уса на правый указательный палец.

– Вспомнил тут я про свой кисет.

Рассказчик показал всем сей важный для любого курящего предмет.

– Он у меня необычный, – в голосе прозвенела гордость. – Было дело, в одном походе поймал я монахов в Анатолии на укрывательстве богатых мусульман. Ну, монахам надавали по шее, а с их главного, настоящего митрополита, я праздничную парчовую ризу снял. Ох и убивался сердешный по одёжке, говорил, что она в Иордани освящена, выкупить предлагал… только я не согласился. А тут нам удалось янычарского дервиша поймать, важного такого, они его за святого держали… мы потом большой выкуп получили, так с него я шёлковые шаровары снял. Вот из ризы снаружи и шаровар внутри я себе и кисет сделал. Сам. Все пальцы исколол, но никому не доверил.

Кисет пошёл по кругу для рассматривания. А Аркадий вдруг сообразил, что, скорее всего, в данном рассказе пока нет ни слова лжи.

"И до зелёных чёртиков Юхим допивался не раз, и раздеть митрополита и видного суфия для него раз плюнуть. Н-да… если ТОТ свет есть, то нам, не только ему, но и мне, грешному, там не райские кущи светят. Руки по локоть в крови – это не про нас, мы порой из неё выныривали. И сколько там невинно загубленных душ… а сколько ещё придётся угробить… и ведь не отступишь, предательством такое действо будет".

Продемонстрировав свой кисет, Срачкороб продолжил.

– Значит, вспомнил я про него, – он потряс вместилищем табака. -

Вспомнил, и дай, думаю, попробую хоть одного чертёнка им поймать. А вдруг – получится? Подумал и сделал. Черти к тому времени совсем обнаглели и уворачиваться перестали. А я раскрыл кисет и раз!..

Сечевик сопроводил повествование демонстрацией своей удачной охоты на чертей.

– И не заметил, двоих или троих, но кисетом поймал. А сквозь освящённую ткань они удрать не могли. Ох и забились они в нём…

Будто вспоминая что-то приятное ("Вот актёр! Большая сцена по нём плачет. Вместе с главными тюрьмами нескольких стран"), Срачкороб подержал упомянутый многократно предмет перед лицом на вытянутой руке, любуясь им. Все, как завороженные, также уставились на него.

– Хм… а уж как они там расчихались… да… табачок-то у меня крепкий, духмяный. Пока они там сидели, чих слышался непрерывный.

Тоненький такой, маленькие же они, но звонкий и громкий.

Аудитория продолжала внимать рассказу, затаив дыхание. Даже

Аркадий, собственно, и придумавший эту историю, порой начинал верить в услышанное.