Нужен перевод

Манус. Работай языком и губами. «Меня зовут…» Ну же. Попробуй еще раз. «Меня зовут…» Ты же хорошая девочка.

Сара. Меня…

Манус. Замечательно. «Меня зовут…»

Сара. Меня… меня…

Манус. Подними голову. Как можно громче. Никто тебя не подслушивает.

Джимми. «…alia hekelos estai en Atreidao domois»[3].

Манус. Помолчи, Джимми, пожалуйста. Еще раз… только еще разок… «Меня зовут…» Ну, хорошая девочка. Давай же. Голову выше. Рот открыт.

Сара. Меня…

Манус. Хорошо.

Сара. Меня…

Манус. Великолепно.

Сара. Меня зовут…

Манус. Как?

Сара. Меня зовут…

Манус. Как?

Сара останавливается. Затем выпаливает.

Сара. Меня зовут Сара.

Манус. Чудесно! Потрясающе!

Манус обнимает Сару. Она улыбается от застенчивости, смущения и удовольствия.

Ты слышал, Джимми? — «Меня зовут Сара» — чисто, как звон колокольчика. (Саре.) Вундеркинд не понимает, чего мы добиваемся. (Сара смеется в ответ. Манус обнимает ее и встает.) Теперь дело пойдет! И ничто нас не остановит. Ничто на свете!

Джимми, хихикая над текстом, который читает, подходит к ним.

Джимми. Ты только послушай, Манус.

Манус. Скоро ты будешь рассказывать мне обо всем, что хранится в твоей голове все эти годы. Да, Джимми, в чем дело? (Саре.) Может быть, ты расставишь табуретки?

Манус бежит вверх по лестнице.

Джимми. Подожди, Манус, я тебе сейчас прочитаю.

Манус. Давай, начинай. Я мигом.

Джимми. «Hos ara топ phamene rabdo epemassat Athene…»[4] «После того как Афина сказала это, она дотронулась до Улисса своей палочкой. Она лишила свежести кожу его гибких конечностей и убрала с его головы светлые, как лен, волосы, а конечности покрыла кожей старика»! Ну и бестия! Ну и бестия!

Снова появился Манус с чашкой молока и куском хлеба.

Послушай-ка, что было дальше! Она на этом не успокоилась!

Спускаясь вниз по ступеням, Манус пьет за здоровье Сары.

Джимми. «Knuzosen de oi osse…»[5] «Она покрыла пеленой его оба глаза, которые были так красивы, и надела на него изодранный, отвратительный плащ, пропитанный едким дымом!»[6] Ага! Дым! Дым! Понятно! Дыма и у нас хватает. От торфяников. Посмотри, что дым сделал со мной! (Он быстро снимает шляпу и показывает свою лысую голову.) Это что, светлые волосы?

Манус. А какие же еще.

Джимми. «Она набросила на него какую-то грязную, ободранную шкуру оленя, дала ему в руку посох и суму»! Ха-ха-ха! Вот что сделала Афина с Улиссом! Превратила его в бродягу! Ну не шалунья ли?

Манус. Ты же не видел, как это было на самом деле, Джимми.

Джимми. Ты знаешь, как ее называют?

Манус. «Glaukopis Athene».

Джимми. Вот именно! Совоокая Афина! Господин Манус… Сэр! Если бы у вас в доме жила такая женщина… Вы что, думали бы, как запастись на зиму торфом? А?

Манус. Она была богиней, Джимми.

Джимми. Больше чем богиня. Наверняка наша местная Грания не того класса, и потом…

Манус. Кто?

Джимми. Грания… Грания… Грания Диармуида…

Манус. Понятно,

Джимми. Конечно, нашей Гранин не под силу столько мужиков.

Манус. Бесстыжий ты, Джимми.

Джимми. Вот я ночью думал: если бы тебе пришлось выбирать между Афиной, Артемидой и Еленой Троянской — все они девицы Зевса — представь себе три такие мощнейшие дочери в одном храме Афин! — и вот тебе бы пришлось выбирать — кого бы ты выбрал?

Манус(Саре). Кого выбрать, Сара?

Джимми. Не хочу умолять достоинств Елены, достоинств Артемиды. И даже не умоляю достоинств нашей Гранин. Но я бы точно выбрал Афину. Ей-богу, ее совьи глаза способны держать мужика вечно на взводе!

Вдруг неожиданно, как будто в каком-то порыве, Джимми встает по стойке смирно и отдает честь, его лицо выражает страдальческий экстаз. Манус смеется. И Сара тоже. Джимми садится и продолжает читать.

Манус. Ты, Джимми Джек, дьявольски опасный человек.

Джимми. Совьи глаза! Ха! Уж Гомер-то хорошо разбирается в этом, будь уверен. Очень хорошо разбирается.

Манус подходит к окну и выглядывает. Манус. Куда же он запропастился?

Сара подходит к Манусу и трогает его за локоть. Она показывает, как баюкают ребенка.

Да, я знаю, он на крестинах. Но не целый же день давать ребенку имя.