Ее рука опять потянулась к дверной ручке.
— Дэнфорд, ты…
Она уже почти коснулась холодной поверхности ручки, как вдруг изнутри раздался взбешенный рев, заставивший ее с визгом отскочить назад:
Миртл застонала. Сердце бешено заколотилось в груди. Она испугалась, и не просто от неожиданности. В голосе мужа звучали ярость и неприкрытая ненависть. После спокойного и приятного утра и обеда вдвоем в ресторане он не мог бы обидеть ее сильнее, даже если бы искромсал ей лицо гвоздями.
— Дэнфорд… Я думала, тебе плохо… — Ее собственный голос звучал так тихо, что она сама с трудом его различала.
Ответов на эти вопросы не было. Только боль. Поэтому Миртл поднялась наверх, в комнату для шитья, достала из шкафа свою чудную новую куклу и пошла с ней в спальню. Там она скинула туфли и легла на кровать, взяв куклу на руки.
Где-то вдалеке завывали сирены. Миртл не обратила на них внимания.
В это время дня их спальня была очень красивой, полной яркого октябрьского солнца. Но Миртл этого не замечала. Она видела лишь темноту. Она чувствовала только горечь — глубокую, все затмевающую горечь, которую не могла облегчить даже красивая кукла. Эта горечь, казалось, набилась ей в легкие и мешала дышать.
Сегодня утром она была счастлива — по-настоящему счастлива. И
Что случилось?
Господи, что случилось и кто в этом виноват?
Миртл обняла куклу и уставилась в потолок, а потом она все же не выдержала и разрыдалась.
Глава одиннадцатая
1
До конца этого долгого октябрьского воскресенья оставалось всего сорок пять минут. Дверь подвала правительственного корпуса больницы Кеннебек-Вэлли отворилась, и оттуда вышел шериф Алан Пангборн. Он шел, низко опустив голову и еле передвигая ноги. Его ботинки, обтянутые полиэтиленовыми больничными бахилами, шаркали по линолеуму. Дверь у него за спиной захлопнулась. На двери было написано:
МОРГ
ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН
В другом конце коридора уборщик в сером комбинезоне медленно и лениво полировал пол электрическим полотером. Алан подошел к нему, снимая на ходу больничную шапочку. Задрав зеленый больничный халат, он запихнул шапочку в задний карман джинсов. Мягкий шорох щеток навевал на него сон. Если бы у него был выбор, он бы ни за что не приехал в эту больницу в Августе по собственной воле.
Уборщик заметил Алана и выключил свой агрегат.
— Друг, ты что-то хреново выглядишь, — сказал он вместо приветствия.
— И неудивительно. Закурить не найдется?
Уборщик достал из нагрудного кармана пачку «Лаки Страйк» и вытряс одну сигарету.
— Только здесь не курят, — сказал он, взглянув в сторону морга. — Док Райан не разрешает.
Алан кивнул:
— А где тогда?
Уборщик провел его за угол и показал на дверь примерно посередине коридора.
— Она ведет к аллее за больницей. Подопри ее чем-нибудь, чтобы не захлопнулась, а то придется все здание обходить. Спички есть?
Алан пошел по коридору.
— У меня зажигалка. Спасибо за курево.
— Я слышал, сегодня вроде как была двойная работка, — крикнул уборщик ему вслед.
— Ага, — ответил Алан, не оборачиваясь.
— Дерьмовая работенка все эти вскрытия…
— Да, — согласился Алан.
У него за спиной снова раздалось мягкое жужжание полотера. Дерьмовая работенка, очень верно подмечено. Вскрытие Нетти Кобб и Вильмы Ержик было двадцать третьим и двадцать четвертым по счету в его полицейской карьере. Все они были паршивыми, надо сказать, но
Дверь, которую указал ему уборщик, оказалась пожарным выходом, оборудованным аварийной задвижкой. Алан поискал, чем бы ее подоткнуть, но не нашел ничего подходящего. В итоге он стащил с себя зеленый больничный халат, скомкал его и открыл дверь. Ночной воздух ворвался внутрь, холодный, но невероятно свежий после застоявшегося спирто-формалинового запаха морга и палаты для вскрытия. Алан подложил под дверь скомканный халат и шагнул наружу. Он осторожно прикрыл дверь, убедился, что комок прорезиненной ткани не даст двери захлопнуться. Потом он прислонился к стене рядом с тонкой полоской света, пробивавшегося через дверную щель, и закурил.