Нужные вещи

Даже если и так. Она достаточно знала о том, как работают правительственные конторы, и понимала, что это не важно, какое имя — или имена — дал им Алан; если бы они захотели отправить ей письмо, они бы указали тот адрес и имя, которые стоят в ее личном деле. У Полли была подруга в Оксфорде, которая получала письма из Мэнского университета, отправленные на ее девичью фамилию, хотя она уже двадцать лет замужем.

Но этот конверт был адресован Патрисии Чалмерс, а не Полли Чалмерс. А кто сейчас в Касл-Роке называет ее Патрисией?

Тот же самый человек, кто знал, что и Нетти Кобб на самом деле Нетишия. Ее добрый знакомый Лиланд Гонт.

Эта игра с именами — вещь, конечно, интересная, неожиданно заговорила тетя Эвви, но не такая уж важная. Ты бы лучше подумала о своем мужчине. Он ведь твой мужчина? Даже сейчас. Ты знаешь, что он никогда не стал бы действовать у тебя за спиной, хотя письмо и утверждает обратное. И не важно, какое имя стоит на конверте и насколько убедительно это письмо… ты ведь знаешь, что это неправда?

— Да, — прошептала она. — Я знаю его.

Неужели она и вправду поверила?! Скорее просто старалась забыть о своих сомнениях по поводу этого совершенно абсурдного, неправдоподобного письма, потому что боялась — и не просто боялась, а очень боялась, — что Алан узнает неприятную правду про ацку и заставит ее сделать выбор.

— Нет, это было бы слишком просто, — прошептала она. — Ты поверила, дорогая моя. Пусть на полдня, но поверила. Господи. Господи, что я наделала?!

Она швырнула смятое письмо на пол с таким видом, словно держала в руках дохлую крысу.

Я не сказала ему, из-за чего разозлилась; не дала ему возможности объясниться; просто… просто поверила — и все. Почему? Ради Бога, почему?!

Разумеется, она знала. Причина была в остром, стыдливом страхе, что ее ложь насчет гибели Келтона раскроется, снова вспомнятся все те трудности, которые она пережила в Сан-Франциско, взыграет комплекс вины за смерть ребенка… и все это свалится на единственного в мире человека, мнение которого ее волновало.

И это было еще не все. Далеко не все.

Самое главное — это ее гордость: оскорбленная, раненая, взбешенная, проглоченная зловредная гордыня. Последняя монетка, без которой ее кошелек был бы уже совсем пуст. Она поверила, потому что впала в панику от стыда — стыда, порожденного гордыней.

Я всегда наслаждаюсь, работая с дамами, сохранившими в себе каплю гордости.

Горячая волна нестерпимой боли прокатилась по ее рукам; Полли застонала и прижала руки к груди.

Еще не поздно, мягко сказал мистер Гонт. Еще не поздно, Полли, даже сейчас.

— А, на хрен гордость! — крикнула Полли и сорвала ацку с шеи. Она подняла ее в зажатом кулаке высоко над головой и почувствовала, как серебряный шарик треснул, словно яичная скорлупа. — НА ХРЕН ГОРДОСТЬ!

Боль немедленно вгрызлась ей в руки, как злой и голодный зверь… но Полли вдруг поняла, что боль совсем не такая сильная, как она боялась; как говорится, даже близко не стоит. Она это знала, как знала и то, что Алан никогда не писал письма в Детский фонд Сан-Франциско, выспрашивая о ее прошлом.

— НА ХРЕН ГОРДОСТЬ! НА ХРЕН! НА ХРЕН! НА ХРЕН! — прокричала она и запустила ацкой в стену.

Талисман отскочил от стены, упал на пол и раскололся. Сверкнула молния, и Полли увидела две волосатые ножки, появившиеся в трещине. Ацка разломилась на две половинки, из нее выполз маленький паучок и деловито посеменил в ванную. Другая молния осветила комнату, запечатлевая на полу свою изломанную длинную тень, как электрическую татуировку.

Полли спрыгнула с кровати и побежала за пауком. Его надо убить, и немедленно… потому что эта тварь росла буквально у нее на глазах. Паук напитался ядом, высосанным из ее тела, и теперь, освобожденный из своего заточения, он может достичь невероятных размеров.

Полли ударила по выключателю, и лампа дневного света над умывальником сонно заморгала. Паук направлялся к ванне. На пороге ванной он был не больше жука. Теперь же он стал размером с мышь.

Когда Полли вошла, паук развернулся и побежал к ней, отвратительно скрежеща ножками по плиткам. Полли успела подумать: эта тварь висела у меня на груди, я носила ее на себе, НОСИЛА ВСЕ ЭТО ВРЕМЯ…