Но в этот момент в их разговор вмешался голос Генри Пейтона, вмешался мысленно, в памяти Алана. «Почему бы тебе не поговорить с ним теперь же, немедленно? Пока этот тип не задергался и не отправился навестить своих дальних родственников в Драй Хамп, Южная Дакота?».
– Что ты? – спрашивала Полли. – Что ты?
– Я просто кое-что вспомнил, – сдержанно произнес Алан.
– Неужели? Ты вспомнил о письме, которое писал в сентябре? Письмо в Сан-Франциско?
– Я не возьму в толк, о чем ты, Полли, Я не могу прийти немедленно, потому что… потому что тут недоразумение. Но позже…
Слова, которые произносила Полли, перемежались со всхлипами, и было очень трудно их разобрать, но он разбирал.
– Неужели ты не понимаешь. Алан? Позже уже ничего не будет. Уже никогда ничего не будет. Ты…
– Полли, прошу тебя…
– Нет, оставь меня в покое, ты, лицемерный, лживый сукин сын.
Щелчок.
И снова Алан слушал гудки освободившейся телефонной линии. Он огляделся по сторонам, по-прежнему стоя на углу улиц Школьной и Мейн с видом человека, который не знает где находится и не понимает как сюда попал. В глазах у него поселилась такая муть, какая возникает в последние несколько минут боя у боксеров – вот-вот колени подогнутся и они упадут на ринг для того, чтобы заснуть долгим сном. Как все это случилось? И как это случилось так быстро? Он представления не имел. Казалось, будто весь город за последнюю неделю потерял рассудок… что безумие это инфекционного характера и Полли тоже заразилась. Щелк!
– Эээ… Шериф? – Это была Шейла, и по ее напряженному тону он понял, что она держала ушки на макушке во время его разговора с Полли. – Алан? Ты еще там?
Он почувствовал непреодолимое желание вырвать микрофон из розетки и швырнуть в придорожные кусты. А потом уехать. Куда-нибудь. Просто перестать обо всем думать и ехать навстречу солнцу.
Но вместо этого он собрал все силы и подумал о Святоше Хью. Вот что его теперь должно волновать, потому что, вполне вероятно, именно Хью стал причиной смерти двух женщин. Его первоочередная проблема – Хью, а не Полли… И поняв это, он почувствовал большое облегчение. Он нажал кнопку передатчика.
– Я слушаю, Шейла. Десять-четыре.
– Алан… кажется, я потеряла связь с Полли… я не хотела подслушивать, но…
– Все в порядке, Шейла. Мы закончили. – Что-то было неприятное в этом слове, но он не желал сейчас задумываться. – Кто рядом с тобой? Десять-четыре.
– Джон на охоте, – сообщила Шейла, явно обрадовавшись перемене темы разговора. – Клат на дежурстве. Неподалеку от Касл Вью, судя по последнему десять-двадцать.
– Ладно. – Лицо Полли, искаженное гневом, попыталось пробраться к его сознанию, но Алан не пустил его и сконцентрировался на Хью Присте.
Несколько страшных секунд он не видел ни одного лица, только зияющую чернотой пустоту.
– Алан? Ты меня слышишь? Десять-четыре?
– Да. Не оглох еще. Соединись с Клатом и скажи, чтобы он подъехал к дому Хью Приста, это в конце Касл Хилл Роуд. Он знает где. Думаю, Хью на работе, но если вдруг у него выходной, пусть Клат прихватит его в контору для разговора. Десять-четыре?
– Десять-четыре, Алан.
– Предупреди его, чтобы действовал с осторожностью. Скажи, что Хью надо допросить по делу о смерти Нетти Кобб и Вильмы Ержик. Остальное он додумает сам. Десять-четыре.
– О! – Шейла была возбуждена и обеспокоена. – Десять-четыре, шериф.
– Я сам поеду в гараж, надеюсь перехватить Хью там. Десять-сорок. Все.
Конец связи.
Кладя на место микрофон (ему казалось, что он его года четыре из рук не выпускал), Алан подумал: «Если бы я сказал Полли все то, что только что сказал Шейле, ситуация могла теперь казаться не такой омерзительной».
А может быть и наоборот – как сказать наверняка, если вообще не понимаешь, в чем эта ситуация состоит? Полли обвинила его во лжи… лицемерии. Это говорит о многом и ни о чем конкретно. Кроме того, было еще кое-что. Сказать, в чем дело, диспетчеру и предупредить, что человек, до которого они должны теперь добраться, может быть опасен – одно дело. А сказать то же самое своей любимой женщине, да еще по открытой радиотелефонной линии связи – совершенно другое. Он поступил правильно и знал это.
Боль в сердце, тем не менее, не ослабла, и Алан попытался сосредоточиться на предстоящем деле. Откопать Святошу Хью, привезти его в участок, посадить рядом с ним адвоката, если он того потребует, а потом задать вопрос: по какой причине он всадил штопор в собаку Нетти Кобб?
Поначалу эти мысли помогли, но как только Алан завел мотор и отъехал от обочины, перед глазами снова встало лицо Полли, а вовсе не рожа Святоши Хью.
Глава 17
Приблизительно в то время, когда Алан ехал арестовывать Хью Приста, Генри Бофорт стоял на подъездной дороге к своему дому и смотрел на машину.
В руке он держал записку, найденную под дворником на ветровом стекле.
Изрезанные каким-то сукиным сыном шины можно в конце концов заменить, но больше всего сердце Генри терзала царапина вдоль правого борта.
Он снова взглянул на записку и прочитал ее вслух:
– Не смей больше меня выгонять и забирать ключи от машины, вонючая жаба!