Нужный (СИ)

Рафи понимал, что не успеет убить всех. Да и патрон, скорее всего, не хватит. В барабане лишь четыре осталось, а урок вокруг восемь иди девять. Но он все равно дернул стволом в сторону главного.

— Крест, шма…

Кто-то из нападавших было заорал, но Рафи уже нажимал на курок. С грохотом бахнул выстрел, и зачарованная пуля вылетела из ствола. Только на этот раз на ее пути был не маг, а обычный человек, которого с чавканьем разорвало на части. Ошметки кровавым дождем разметало по сторонам, густо осыпая ими его товарищей.

— А-а-а-а! — визгливо заверещал стоящий ближе всех здоровяк. Весь в крови, разорванных кишках и человеческой плоти, он выбросил нож и бросился бежать к воротам. — А-а-а-а!

Бах! Рафи жал на курок, не останавливаясь. Бах! Бах! Пули летели веером, удивительным образом находя себе цель и сразу же взрываясь! Еще двое нападавших превратились в фарш. Главарю повезло больше: у него просто оторвало ноги ниже коленей.

— Нет… Нет… Не стреляй… — истекающий кровью Крест дрыгал огрызками ноги. Захлёбываясь кровью, судорожно говорил и говорил, говорил и говорил. — Рафа, это же я! Братка, не узнаешь?! Это я за волыной к тебе ходил… Не помнишь? Витян же к тебе посылал… Я, это, я! Не стреляй! Я не хотел! Слышишь, не хотел! Это все Витян! Он сука! Я ведь сам никогда… Братка…

Культяпки все дрыгались и дрыгались, стуча по траве и разбрызгивая по сторонам кровь.

— Витян, говоришь, — Рафи целился в голову бандиту и снова и снова жал на курок. Механизм щелкал, проворачивая барабан с пустыми каморами. Боек бил вновь и вновь, но впустую. Патрон больше не было. — Не врешь?

А Рафи все никак не мог прийти в себя. Снова и снова продолжал нажимать на курок, заставляя впустую срабатывать механизм револьвера.

— А ведь говорил, что мы теперь кореша… Братом называл… Сучий потрох…

Глава 26

* * *

Племянник уже давно ушел, а Камова все продолжала сидеть в кресле. Ее неподвижная фигура с мертвенно бледным задумчивым лицом напоминала каменную статую на кладбище.

— Эх, Витя, Витенька,… — еле слышно шептала она, называя племянника, как когда-то очень давно. — Что же ты творишь такое?

Все стало совсем плохо, тяжело вздохнула женщина. Остро чувствовала, что ее Витяй вляпался в очень нехорошую историю.

— Зачем ты, дурачок, лезешь во все это? — где-то в уголках ее глаз сверкнула влага. Правда, до слез еще было очень далеко, но на душе все равно было очень тяжело. Племянник все-таки, родная душа. — Я же тебе говорила, что за него держаться нужно, а не…

Еще раньше предчувствовала Камова, что все равно или поздно придет к этому. Слишком уж легко, несерьезно ее Витяй ко всему относился. Она, конечно, надеялась, что он изменится. Став во главе воровского мира столицы, племянник должен был стать другим: более серьезным, ответственным, взрослым, в конце концов.

— Эх, Витяй, Витяй, как был разгильдяем, таким и остался…

К сожалению, сегодняшний разговор лишь подтвердил то, что ей и так было известно. Не готов был ее племянник стать Старшим над всем воровским сообществом. Совсем не готов. Простым «быком» — да; главным над группой бойцов — тоже да. Вот его потолок.

— Что же ты раньше ко мне не пришел? Не посоветовался? Все бы решили, сделали, как надо.

Только этими бормотаниями делу не поможешь. Ничего уже не исправить. Племянник не только с головой влез в опасные распри аристократов, но и в открытую перешел дорогу своему недавнему другу — Рафаэлю Мирскому. Судя по всему, в этот самый момент люди ее Витяя уже пришли к нему. И одному Богу только известно, что теперь случится.

— Эх, Витя, дурачок, ты так ничего и не понял… С другими бы это прошло, а с Рафи — нет… Он совсем другой.

И сейчас, размышляя обо всем этом, Камова вспоминала свои первые впечатления после встречи с Рафаэлем. Тогда ее дико удивило то несоответствие между внешним почти ангельским видом невинного подростка и взрослыми суждениями об очень серьезных вещах. Разговаривая с ним, ее всякий раз не покидало ощущение, что напротив нее сидел не просто зрелый опытный мужчина, а по-настоящему глубокий старик.

Правда, мальчишка старательно скрывал свою взрослость. С другими старался общаться так, словно он самый обычный подросток из городского дна. Однако чуждость все равно «лезла» из него, как он не старался ее замаскировать. Камова видела это и в том, как Рафаэль ловко обращался со столовыми приборами, как носил одежду высокородных, как легко и свободно общался с теми, кто выше его по положению. Сама знала, как низкорожденному тяжело разговаривать с одаренным аристократом. Спина сама собой гнется, а голос становится подобострастным и льстивым. Этот мальчишка же в присутствии с благородных вел себя так, словно и сам был таким. Чего хотя бы стоило то, как он запросто шутил с самим цесаревичем Алексеем и императрицей.

— Зачем, Витя, зачем? Ты же ему на один зуб, на один чертов зуб… Я ведь тебя предупреждала…

Ей бы пойти за племянником, попробовать поговорить с ним, чтобы он «сдал назад». Витяй должен был ее послушать. Непременно послушал бы и сделал так, как скажет она. Но было уже поздно.

— Извини, Витенька.