Ныряльщик из Пестума. Юность, эрос и море в Древней Греции

Гробница ныряльщика скупа на дополнительную информацию. Погребальный инвентарь, по которому можно было бы судить о социальной роли покойного, крайне немногочислен и невыразителен; остатки скелета, по которым можно было бы определить пол и возраст покойного, рассыпались в прах сразу после вскрытия гробницы. Самый общий контекст современная наука извлекает из формы и материала гробницы: прямоугольная камера из известковых плит – обычная форма богатого захоронения в Посейдонии-Пестуме. Известны в этом типе погребения и цветные росписи по штукатурке на внутренней стороне стен, однако фигурные изображения встречаются среди них лишь один раз – в ныне утраченной гробнице из Капуи. Можно, кроме того, заподозрить влияние больших архаических склепов Этрурии с их богатым живописным декором, также в окрестностях греческого Коринфа был найден саркофаг с изображением львов на внутренней стороне крышки. Судя по всему, пестумскую гробницу создавали для представителя местной элиты. Но это не объясняет уникальности росписей, в особенности «ныряльщика».

Такого рода загадочные находки часто пробуждают у исследователей бурную фантазию, а широкая публика в силу завышенных ожиданий с особой готовностью верит хитроумным интерпретациям. И конечно, раз речь идет о погребении, ожидания эти направлены в первую очередь на образы умирания и вечной жизни. Символы смерти, эсхатология и мистерии активно привлекаются для объяснения. Communis opinio (общее мнение) о Гробнице ныряльщика прописано в википедии: «Почти все исследователи согласны, что речь здесь идет о прыжке в глубину не в буквальном, а в переносном смысле, как символе перехода из смерти в потустороннюю жизнь». У образованной публики быстро сложилось представление, что росписи этой гробницы не просто увековечивают память о спортивных достижениях какого-то неизвестного нам умершего – нет, прыжок в море символизирует пороговое состояние между жизнью и смертью. Для неподготовленного читателя метафизическое истолкование обладает неотразимой притягательностью. Кому захочется перед лицом таких глубин стать на сторону скучных «реалистов», видящих в композиции лишь отрадную сцену южного приморского быта? Тем более что плавание и ныряние не были у греков популярными занятиями, во всяком случае, они не входили в число престижных видов спорта, которыми можно было прославиться на соревнованиях в Олимпии и Дельфах.

Поэтому символическое, эсхатологическое, мистическое истолкование, предложенное по свежим следам Марио Наполи, возобладало. Юноша погружается в море смерти, понимаемой как переход в вечную жизнь. Там он проходит ритуальное очищение, необходимое условие вечного блаженства. Вышка, с которой он прыгает, – это граница между земным и загробным миром, может быть, здесь изображены Геркулесовы столпы или врата Царства мертвых на западной границе нашего мира. Океан, замыкающий с запада мир живых, считался мрачным морем смерти, водным путем в загробный мир. При таком толковании симпосий на стенах гробницы – либо символ земной жизни, которую покидает умерший, либо собрание религиозного братства, члены которого с помощью вина, музыки и эротического экстаза (в данном случае гомосексуального) добиваются трансценденции, выхода за пределы земного существования в иное измерение; наконец, симпосий может изображать блаженную жизнь умерших в загробном мире. Обо всём этом шла речь в мистериальных религиях, называвших своими основателями мифического певца Орфея и мудрого философа Пифагора; они пользовались особой популярностью в Южной Италии и на Сицилии. Свидетельствующая об этом ода Пиндара Гиерону, тирану Сиракуз, относится примерно к тому же времени, когда была заложена Гробница ныряльщика. Поэтому эта гробница стала для многих исследователей ключевым документом в определении специфической религиозной идентичности тех греков, что создали на богатом Западе, прозванном Magna Graecia – Великой Грецией, – собственную культуру и жизненный уклад, отличавшийся особой экзальтированностью.

При непредвзятом рассмотрении, однако, трудно отделаться от мысли, что эти интерпретации во многих отношениях противоречат тому, что мы знаем об античной погребальной культуре. Детали научной дискуссии интересны, наверное, только специалистам, поэтому мы вынесли их в отдельный очерк (см. с. 128). Здесь же уместно будет ограничиться фактами, представляющими общий интерес.