Ныряльщица за жемчугом

– Даже от гостиницы отойти не успеешь. Изнасилуют сразу.

– Да брось! От японцев не дождешься! – хихикнула Изабель. – У них эта, как ее, конституция очень слабая. Плюс высокая моральность. Плюс острова – бежать некуда. Поэтому изнасилований тут вообще почти не бывает.

…Хотя, когда она вышла из отеля, ей стало страшновато. Нет, никто не бросался, вслед не свистел и даже языком не цокал, но улицы оказались почти пустые, хотя было еще совсем не поздно. Знаменитыми японскими пробками не пахнет – только редкие такси проезжают. Смешные желтые машинки под старину, на сиденьях под головами водителя и пассажира кружевные белые салфеточки. И шоферы – обязательно в белых перчатках.

Деньги у Изабель имелись (папа профинансировал щедро), но останавливать машину она не стала. В такси-то сесть полдела, а как с шофером объясняться? Так что лучше сама она найдет этот цукидзи, по карте.

Однако чем дальше шла, тем более пустынными становились улицы. А когда достигла цели – опешила. Путеводитель гласил, что рыбный рынок – чуть ли не главная достопримечательность Токио. Но на деле он собой представлял Лужники худших времен. Настоящий базар-вокзал. Разгружались грузовики, сновали электрокары, япончики в рабочих комбинезонах катили тележки… И где тут, интересно, знаменитые рыбные рестораны?

Некоторые японцы – не в рабочих одеждах, в цивильном – нахально игнорировали щит (на английском), что проход воспрещен, и деловито проходили куда-то внутрь этой суеты. Но Изабель соваться в муравейник побоялась. В мини-юбке, да в логово грузчиков – совсем неразумно. Куда теперь-то деваться? Голодной возвращаться в отель?..

Ее переполняло возмущение. Ну не может быть, чтобы вокруг самого большого в Японии рыбного рынка ни одного ресторана не нашлось! Изабель перешла на параллельную улочку, принялась разглядывать вывески. Бар (еды никакой не видать, да и, наверное, не пускают туда несовершеннолетних), газетный ларек, почему-то магазин молдавских вин (закрытый). И вдруг – крошечное кафе в подвальчике. С обнадеживающим названием Sushidei.

Изабель не вошла – ворвалась внутрь.

Комнатка – не больше их гостиной. Посередине кухня, вокруг, по периметру, узкая стойка, за ней сидят посетители. Неулыбчивый метрдотель встретил ее на входе, тут же бросился навстречу, поклонился чуть не в пояс, забормотал:

– Sorry! Reserved! Reserved!

А запахи – настолько соблазнительные, что Изабель еле удержалась, чтобы не кинуться на стоящего посреди кухни повара и не вырвать у него прямо из рук суши с огромными нежно-оранжевыми икринками.

– No way, – решительно молвила девушка. – I am hungry, and I stay here[3].

А халдей заладил, словно попугайчик:

– No! Reserved! Reserved! – и все к двери ее подталкивал.

– Сделай себе сэппуку, урод! – окончательно разозлилась Изабель.

И вдруг услышала – по-русски:

– Да ладно. Уж пощади дурака!

Она обернулась – и чуть не рухнула от восторга.

По-русски к ней обращался японец. Да не простой – а молодой и прекрасный, словно бог. Что-то сердито молвил на своем языке – и метрдотель немедленно отступил, снова начал кланяться – на сей раз чуть не до земли. А прекрасный принц одарил девушку сногсшибательной улыбкой и предложил:

– Прекрасная дама не откажется поужинать со мной?

Она смотрела на него во все глаза. Лет восемнадцати. Костюм – экстремально дорогой, часы – швейцарские, на пальце – золотой перстень. Почему он говорит по-русски?

– А вы кто? – вырвалось у нее. – Якудза?

– Да что вы, милая! Я – мирный студент, – расхохотался парень.

– А откуда русский знаете?

– В университете изучаю. Отец настоял, у его корпорации есть интересы на Дальнем Востоке.

– Ладно трепаться, в университете так не научат, – покачала головой Изабель.

– И мама у меня из России, – просиял японец, будто солнце над Фудзиямой, – поэтому я ваших девушек просто обожаю.

– Ну, я не совсем русская, – кокетливо улыбнулась Изабель. – Разве не видно?

– Главное, что у тебя глаза, как я люблю. Огромные и голубые. Давай знакомиться? Меня Такиши зовут.

– А меня Изабель, – представилась девушка.

Есть ей хотелось настолько, что она с ноги на ногу переминалась от нетерпения. И, едва усевшись за столик, накинулась на нереально вкусные роллы и суши. Японец тактично выждал, покуда она утолит первый голод, и лишь потом завел беседу.

Изабель, разумеется, наврала, что ей уже восемнадцать. Новый знакомый не поверил. Впрочем, сам он утверждал, что ему двадцать пять (хотя Изабель и двадцати бы не дала). Но, видимо, он был совершеннолетним, потому что бутылочка саке на столе имелась, и Такиши настоял, чтобы россиянка тоже попробовала. («Как можно быть в Японии и не отведать национального напитка?»)

Старалась пить по глоточку, но все равно опьянела. И когда вышли из ресторанчика в одиннадцать вечера, чувствовала себя восхитительно, замечательно пьяной.

– П-поедем ко мне? – обнял ее Такиши.

– Нет, – помотала головой Изабель. – Не могу. У меня ночью растяжка, а в шесть утра тренировка.