Ныряльщица за жемчугом

– Я только забавлялся. А мстила Ирка, – пожал плечами фотограф.

– Да вам абсолютно наплевать было на обоих Черкашиных. И на Юрия, и на Костю. – Полуянов схватил толстяка за подбородок, попытался поймать его лживый, ускользающий взгляд.

Глаза Золотого косили, бегали. И голос дрожал:

– Дима, ну честное слово! Я просто человек такой – грешный. Обожаю людей стравливать, кайф от этого получаю.

– Не надо, Золотой, сказки рассказывать. Ты мстил не за Юрия, а лично Изабель. За что?

– Ну ты и приставучий. – В голосе Золотого прозвучало даже что-то похожее на уважение. Однако он продолжал отпираться: – С чего ты взял-то такую глупость?

– Да с того, Золотой, что ты сейчас не флэш-моб устраивал, а человека убивал. И, разумеется, на то у тебя имелись веские основания. Изабель чем-то тебе мешала. Шантажировала тебя?

– Хуже, – демонически усмехнулся фотограф. – Она со мной советовалась. Как со старшим товарищем. Ей-богу, так сказала: «Гошенька, а может, мне какой-нибудь желтой газетке интервью дать? Или в ток-шоу выступить? Я ведь этого сенатора – хоть он и в маске был – узнала. По голосу и по фигуре».

Я так и опешил: «Зачем?»

«Да для пиара, – с очаровательным простодушием ответила она. – Мне когда-то ток-шоу хорошо продвинуться помогло – может, и сейчас сработает? Очень уж хочется опять на телевидении работать. В кадре».

Я ей, конечно, категорически посоветовал не дурить. И она вроде пообещала. Но… – Фотограф страдальчески закатил глаза.

– Я понял. На всякий случай ты решил подстраховаться, – с презрением произнес Дима.

– Ага, – кивнул Золотой. – Ну и позабавиться заодно.

– Какой же ты гад! – вздохнул журналист.

– Ладно, не лечи, – буркнул толстяк. – Я уже взрослый мальчик, перевоспитывать поздно. Давай, диск гони. Я тебе все рассказал.

Дима покорно протянул ему флешку.

– А какие у меня гарантии, что у тебя копии не осталось? – жалобно проблеял фотограф.

– Никаких, – хмыкнул Полуянов. – Только мое слово. И я его сдержу при одном условии. Ты прямо завтра переводишь на счет немецкой клиники сто сорок семь тысяч долларов. Это стоимость полной реабилитации Изабель.

– Но…

– Гоша, других вариантов нет. Вот реквизиты.

Дима швырнул поверх распластанного в грязи тела отпечатанную на принтере бумажку и, не оглядываясь, зашагал по черному лесу прочь.

Шел – и представлял.

Как Изабель – излеченная, ставшая еще прекрасней, чем была, – приходит к ним в гости, благодарить. А Надя напряженно сутулится, опасливо переводит взгляд с мулатки на него. И тихо вздыхает, признавая превосходство соперницы.

Хотя на самом деле бояться верной Митрофановой больше нечего.

Он никогда не сможет не то что полюбить Изабель, даже банальную интрижку с ней завести.

Слишком уж мерзким у красавицы оказалось хобби.