Нырнуть без остатка

Очнувшись, встаю не сразу, еще около часа смотрю в потолок. С пробуждением буря внутри не стихает. Не представляю, как просто взять и выйти из комнаты. Какую же я сделала глупость!

Когда терпеть уже нет сил, натягиваю штаны до груди. Трижды наклоняюсь головой вниз, чтобы взбить непослушные волосы. Зеркала нет, но при свете лампы в окне можно разобрать отражение – не очень радостное, но все же.

В ванной комнате я быстро умываюсь, полощу рот мятной жидкостью, остаюсь более-менее довольна внешним видом и бодро подхожу к лестнице. Даже шагаю вниз, но через пару ступеней замираю. Слышу голос… нет, не Никиты, посторонний. Тоже мужской.

Черт.

Начинаю в спешке подниматься обратно, когда в спину прилетает «спускайся».

Дважды черт.

Жмурюсь крепко-крепко. Втягиваю воздух, сжимаю кулаки. Разворачиваюсь медленно и уже с убийственной улыбкой.

– Макс, это Рада. Рада – Макс, – Горский знакомит с бородатым в теплой клетчатой рубашке.

Я лишь киваю в ответ, не улавливая сути. Никита тут первый раз меня по имени нормально назвал. Как будто я в его глазах до просто Рады выросла. Может, не все потеряно?

Хотя даже под чужим взглядом гораздо приятнее, чем под обстрелом холодных серых глаз. Этот самый Макс смотрит на меня всего лишь удивленно. Даже успокаивает: значит, он так же, как я, оказался не готов к встрече. Значит, Горский не рассказывал гадостей обо мне – уже хорошо. Но пульс все равно учащается, когда Никита проходит рядом. С равнодушным выражением лица и вечной морщинкой между бровей.

Такой оживленный до моего появления разговор обрывается, зависает неловкая – ну, как мне кажется – пауза. Макс глядит то на меня, то на Никиту, явно ждет пояснений. Я ему помогать не собираюсь, я вообще тут на заячьих правах, чтобы вносить хоть какую-то ясность. Но Никита тоже молчит.

Пока все изображают из себя партизанов, я искоса разглядываю новенького: густую поросль на подбородке и щеках, даже над губой – бр-р! Черные, как уголь, волосы модно уложены – сейчас многие с таким хохолком ходят. А еще под рубашкой свитер с яркими надписями – цветной террор какой-то.

Наливаю себе воды и сквозь стакан наблюдаю за размытыми тенями. Почему они молчат? Никита спокойно ходит по кухне – чашки в посудомоечную машину загружает, сполоснуть так сложно? Что я и делаю с опустевшим стаканом в руке.

Когда выключаю воду, тишину взрывает беспощадный речитатив каких-то гангстеров, судя по их «пиу-пиу» и всяким известным нецензурным словечкам на английском. Парень отвечает на звонок, тут же заливается смехом, даже на стул откидывается. Он очень громкий, если честно. Врет, не краснея, в трубку, что как раз «о ней» говорил.

– Мы подъедем! Да, собираемся выдвигаться. Не скучай без меня.

И снова раскат хохота.

Да уж. Чувствую, пора удаляться. Заправляю волосы за уши, мну край футболки, подбираю слова. И только отталкиваюсь от столешницы, на кухню, свесив набок язык, забегает невероятной красоты шерстяное чудо. Такое пушистое! Рыже-белый щенок колли.

В голове щелкает: теперь я узнала этого Макса, вспомнила его. Он тот парень, что заглядывал во двор, пока Никиты не было.

– Это кто у нас тут такой хороший? – опускаюсь коленками на пол и тормошу красоту. – Какая у нас шубка красивая! А глаза, глаза-то какие умные! Дай лапу.

Я прошу, и мне тотчас отвечают. Макс довольно аплодирует.

– Это мы умеем, – говорит он, пока я начесываю уши и мордочку.

Чудо облизывает меня. Ой, смачно так и прямо в лицо! Я заваливаюсь на спину и смеюсь в полный голос, а меня вновь и вновь атакуют милотой, что зашкаливает. Пока не ловлю прямой взгляд над собой.

– Что? – Я снова становлюсь дерзкой фурией.

Животные, особенно собаки, и правда мое спасение.

– Ты ей сейчас сказала больше слов, чем за все время нашего знакомства, – выдает Горский, глядя сверху вниз со странным прищуром.

Кто бы говорил.

– Так ты у нас девочка! – бормочу, выхватив нужную информацию. – И как ты, малышка, выносишь общество снобов?

– Ты не обобщай! – влезает Макс, закончив разговор по телефону. – Поужинаем в «Аляске»?

Это он уже на Никиту переключается. А Горский кивает в ответ, натягивает свитер на майку. Черный. Почему даже черный цвет подчеркивает его глаза?

Сажусь, все еще дурачусь с красоткой колли.

– Подружку не хочешь с нами позвать? – Макс вдруг кивает на меня. – Клео компания не помешает.

Мамма мия! Я продолжаю изображать, что малышка увлекает куда больше, чем эти двое. Но совсем без комментариев не могу оставить.

– Клео? – делаю выпученные глаза. – Клеопатра? Как пошло!

Бородач улыбается во все тридцать два зуба. Ему смешно? И почему Горский снова так на меня смотрит? Будто я прокаженная. Малышка Клео облизывает мою ладонь.

– Я поеду домой, – говорю раньше, чем еще что-нибудь услышу в свой адрес.

Наверху забираю телефон с зарядкой, бросаю в рюкзак и спешу вниз. Нужно убраться до ухода парней, чтобы не предложили подвезти. Я и так чувствую себя до жути неловко.

Пролетаю лестницу и мчу к двери, но Клеопатра меня перехватывает.

– Ну что, царица моя, – Макс появляется в проеме и заигрывает с малышкой, – порезвимся сегодня? Так ты с нами?