Нырнуть без остатка

Отец вроде бы и собирается что-то ему возразить, делает вдох, а затем чуть заметно улыбается и хлопает по плечу.

– Согласен, – отвечает он.

И это похоже на шаткое, но равновесие.

Когда позднее я сталкиваюсь со старшим Горским в коридоре, все же дергаюсь – мне неуютно. Киваю ему и собираюсь быстро проскочить в зал, только он останавливает на полпути твердым голосом.

– Рада.

Я врастаю в пол, замираю. Знаю, что после той встречи напряжение между нами вряд ли исчезнет.

– Я был не прав.

Он произносит слова, которые я и не думала услышать, не смела даже мечтать. Не знаю, как себя вести, поэтому просто киваю ему. А когда мы возвращаемся домой, я переступаю порог и решительно направляюсь к ящику Пандоры, из которого достаю папку.

– Просто хочу знать, – отвечаю на вопросительный взгляд.

Никита лишь осторожно касается локтя и подмигивает мне.

– Я с тобой, – произносит то, что важнее всего.

Я долго листаю папку. Страницу за страницей, медленно. Часто возвращаюсь назад и снова разглядываю их: фотографии – цветные и черно-белые, четкие и совсем размытые, испорченные временем. С замиранием сердце читаю истории жизни родных по крови людей. В деталях.

Забавно, кстати. Помните детского психолога, про которого как-то говорила Майя? Тот, что вел передачу, где помогал работать с сиротами и читал лекции про мотивы бросивших детей родителей. Так вот это мой отец. И он учит людей, как жить? С себя бы начал.

В остальном, все очень даже мило. Если я и ожидала увидеть что-то пугающее и грязное в моем прошлом, то зря. У родителей хорошая полноценная семья, двое симпатичных детишек: мальчик четырнадцати лет и девчонка в два раза младше. У меня есть брат и сестра, представляете?

Не могу выпустить папку из рук, еще долго гуглю отца, смотрю видео, где он ведет эфиры, хвастается изданной книгой, толкает заумные речи. Что скрывать, злюсь, конечно, немного, а как иначе. И все же его монотонный голос убаюкивает меня. Засыпаю прямо на диване с ноутбуком и в наушниках, слушая подкасты. Никита относит в спальню – я лишь раз открываю глаза, чтобы обнять и ткнуться носом в шею.

А вот снится мне почему-то мама, про которую я пытаюсь не думать. Почему? Просто слышала десятки раз, что мамы чувствуют связь с детьми, помнят тех малышей, которые даже не родились. А если она помнила, почему не дала о себе знать? Обида все равно есть, как бы я ни отрицала. Больше даже оттого, что она не кукушка или алкоголичка со стажем, а красивая женщина, которая на фотографиях широко улыбается и крепко обнимает детишек. На некоторых у нее даже прическа, как у меня. И цвет волос. На папу я не особо похожа, если честно.

Я думаю о родителях все выходные. Мне везет, что Никита такой терпеливый и спокойный: в голове столько мыслей, столько предположений, что вслух даже говорить ничего не хочется, я и так устаю. Хорошо, что он все понимает, обнимает меня без лишних слов, с Волком гуляет, изредка даже предлагает помощь, от которой я привычно отказываюсь. Я пока не решила, что мне со всем этим делать, но домашний адрес семейства Бодровых выучила, только взглянув.

Ничего не могу поделать с памятью. Каждый раз, проезжая мимо по дороге из питомника, я нахожу глазами ту самую высотку. Однажды даже прошу Никиту высадить меня и прогуливаюсь до двора. Правда, чуть в обморок не падаю, столкнувшись с отцом лицом к лицу – тот не спеша бредет за кучерявым пуделем со смешной мордой.

Я извиняюсь, что чуть не снесла их, и пытаюсь сбежать.

– Мы знакомы? – внезапно спрашивает он, приветливо улыбаясь.

И я понимаю, что по глупости назвала его по имени.

– Н-нет, – выдаю, заикаясь, – книжку вашу читала.

Неуклюже прощаюсь и несусь прямо до самого танка. Запрыгиваю со словами «поехали», пытаюсь отдышаться.

– Ты как будто призрака увидела, – шутит вроде бы Никита, а я нахожу отражение в зеркале – выпученные глаза, красные щеки, сбившаяся от влажности и бега челка – и понимаю, что именно его и повстречала.

Откидываюсь на сидение и прикрываю глаза. Глубоко дышу, успокаивая колотящееся сердце. Ну, мы с отцом хотя бы любовью к братьям меньшим схожи.

Уснуть после дежурства мне так и не удается – то ногами дергаю, то зубами нервно стучу, то прядь на палец наматываю. И все думаю, думаю.

– Ты чего не спишь? – Никита отвлекается от какой-то умной книги про достижение целей.

Я резко сажусь и поворачиваюсь к нему. Даже сонной себя не чувствую, хотя не спала всю ночь.

– У тебя глаза сверкают, – он тянется и целует коротко в губы, – какая ты все-таки хорошенькая.

От его нежности на душе становится чуточку спокойнее.

– Я видела… папу.

Никита опирается на спинку кровати локтем, склоняет голову влево и внимательно смотрит на меня. Он готов слушать. Может, поэтому так открыто говорю?

– Я видела его, а теперь хочу пообщаться с ним. С ними. Я хочу сходить к ним домой.

Едва произношу, как затея тотчас кажется безумной. Но почему нет? Я долго думала. Знаю, что еще вчера говорила совсем другое, но вчера я и знала меньше. А теперь, получив часть ответов, я, кажется, не успокоюсь, пока не узнаю все-все!