o 26827bf23e6c9ef9

контекст, подоплеку и всякие тона. Ее нужно подстрекать к тому же

самому.

Тогда они разойдутся после каждой ссоры, веря или почти веря, что каждый

из

них совершенно невиновен. Ты ведь знаешь и понимаешь, что говорят в

таких

случаях:

"Я просто спросил у нее, когда мы будем обедать, а она

совершенно

озверела". Если эту привычку хорошо укрепить, перед тобой

восхитительная

ситуация -- человек говорит что-нибудь с явным намерением оскорбить

другого

и в то же время обижается, если слова его воспримут как обиду.

В заключение расскажи мне, как относится старушка к религии. Не

ревнует

ли она сына? Не задета ли она тем, что он усвоил от других и так поздно

то,

чему, как она считает, она обучала его с детства? Не думает ли она, что

он

поднимает слишком большой шум или что вера ему слишком легко

досталась?

Помни старшего брата из притчи Врага.

Твой любящий дядя Баламут.

ПИСЬМО ЧЕТВЕРТОЕ

Мой дорогой Гнусик!

Дилетантские предложения в твоем последнем письме напомнили мне, что

пришло время поговорить с тобой полнее о таком неприятном предмете, как

молитва. Ты мог бы и не писать, что мой совет по поводу молитв

подопечного

оказался "на редкость неудачным". Так не пишут племянники своему

дяде, а

младшие искусители -- помощнику министра. К тому же я замечаю, что ты

хочешь

уйти от ответственности. Учись расплачиваться за ошибки.

Лучше всего, насколько это возможно, вообще удержать подшефного

от

молитв. Когда подопечный (как у тебя) -- взрослый человек, недавно

возвратившийся в стан Врага, это легче всего сделать, напоминая ему

(или

внушая ему, что он помнит) о попугайских молитвах его детства.

Используя

отвращение к таким молитвам, ты убедишь его стремиться к чему-то

стихийному,

спонтанному, бесформенному и нерегулярному. В действительности

для

начинающего это означает, что он станет вызывать в себе

смутное

"благоговейное настроение", при котором, конечно, не сосредоточены ни

воля,

ни разум. Один поэт, Колридж, писал, что он молится "не плетеньем

привычных

слов и не преклоненьем колен", но просто "утихая духом в любви"

и

"погружаясь духом в мольбу". Это нам и нужно. А поскольку такая

молитва

внешне похожа на ту молитву без слов, которой молятся очень

продвинувшиеся

на службе у Врага, то рассудительные и ленивые пациенты могут довольно

легко

и долго находиться в заблуждении. Наконец, их можно убедить, что

положение

тела совершенно неважно для их молитв (они ведь постоянно забывают то, что

ты всегда должен помнить: они -- животные я тела влияют у них на душу).

Как

ни смешно, эти твари всегда представляют, что мы пичкаем их мозги

разными

мыслями, в то время как для нас лучше всего отвлекать их от мыслей.

Если это не удается, испробуй более тонкий способ. Всякий раз, когда

его помыслы обращаются к самому Врагу, мы вынуж дены отступить. Но

есть

способ помешать им. Самое простое -- переключить его внимание с Врага

на

самого себя. Пусть сосредоточится на собственном сознании или

пытается

вызвать в себе чувства собственными волевыми усилиями. Когда ему

захочется

воззвать к Его милосердию, пусть он вместо этого начнет возбуждать в

себе

жалость к самому себе, не замечая, что делает. Когда он захочет молиться

об

укреплении мужества, пусть почувствует, что прощен. Научи его

оценивать

каждую молитву по тому, возбудила ли она желаемые чувства. И пусть

он

никогда не подозревает, насколько неудача или удача молитвы, при таком к

ней

отношении, зависит от того, здоров он или болен, устал или бодр.

Разумеется, Враг не всегда будет бездействовать -- там, где

молитва,

всегда есть опасность, что Он вмешается. Он до неприличия

равнодушен к

собственному достоинству и к достоинству духов бесплотных (нашей части), а

этим животным, преклоняющим колени, дарует самопознание

совершенно

возмутительным образом. Но если Он пресечет твои первые попытки

направить

молитву подопечного в другую сторону, у нас останется еще одно, более

тонкое

оружие. Людям не дано воспринимать Его прямо (чего мы, к сожалению, не

можем

избежать). Они никогда не испытывали той ужасающей ясности, того

палящего

блеска, из-за которого все наше существование -- непрерывная мука. Если

ты

заглянешь в душу своего пациента, когда он молится, ты не найдешь там

этой

ясности. Если же ты еще пристальнее вглядишься в объект, к которому

он

обращается в молитве, ты обнаружишь нечто сложное, состоящее из

множества

весьма нелепых частей. Там будут образы, ведущие свой род от

изображения

Врага в позорный период Его вочеловечения. Там будут смутные, а то и

совсем

непонятные и примитивные, детские и наивные образы, связанные с

двумя

другими Лицами Врага. Могут подмешиваться сопутствующие молитве ощущения

и

даже благоговение перед самим собой. Я знаю случаи, когда то, что

наш

подшефный называл "богом", помещалось в левом углу потолка, или же в

его

собственной голове, или на распятии. Но какова бы ни была природа

сложного

представления о Враге, главное следи за тем, чтобы подопечный молился

именно