o 496d70464d44c373

Если бы Диего знал, с кем я на самом деле знакомлюсь в последнее

время, он бы понял, что мое утверждение – чистейшее кокетство,

достойное жалости. А так он просто громко рассмеялся.

– Ну и где ты пропадал все это время?

– Повторил одну из сюжетных линий несуществующего романа

«Бездомье».

– Это плохо или хорошо?

– Скорее сомнительно.

Диего заказал по второму бокалу виски, и уже на его половине я решился

говорить о том, что меня волновало. А еще раньше выяснилось, что Диего

с недавних пор совладелец «Пекина» – сей факт тоже стимулировал.

– Вот ты мне скажи, кто у вас сегодня поет? – язык заплетался, а вопрос

я сопроводил несвоевременным жестом – махал кистью от себя, якобы

что-то доказывая.

– Горбушевская , если знаешь такую.

Я давно не пил, и мои интонации стали совсем разухабистыми. Диего это

только развлекло.

– Ууволль ё.

– Прости?

– Говорю, избавься от нее. Во-первых, это накладно для заведения – она

каждую песню поет так, будто во время инструментального проигрыша

отойдет в сторонку и тихо погибнет. Это ведь большой риск! Во-вторых…

– Она просто поет с надрывом.

– Спокойно. Вот Жэнис Жоплин пела с надрывом, и Билли Холидей. И,

заметь, обе взаправду представились.

62

– A.k.a умерли от передоза.

– Имей уважение к покойным, это называется «уйти достойно».

– Понятно, а что во-вторых?

– Во-вторых, вместо Горбушевской петь буду я.

– А ты умеешь?

– Нет.

– Но ты думаешь, что это хорошая реклама?

– Нет.

– И в чем же дело?

– Верь мне. Потом, лично меня ведь никогда ниоткуда не увольняли…

правда, я никогда нигде не работал.

– О’кей, в таком случае, если что-то пойдет не так, честь уволить тебя ты

предоставишь мне.

– Заметано.

Мы чокнулись.

Смешно, но уже через неделю состоялось мое премьерное выступление.

Диего сложился пополам, как только меня заметил. Вернее, как только

опознал – я вновь воспользовался содержимым спасительного сундука, и

это стало походить на наркотическую зависимость. Выглядел я, правда,

отменно.

На случай знакомства с хозяином заведения, тем, что помешался на

«Касабланке», я оделся и уложил волосы в стиле Ингрид Бергман из

прославленного фильма и заслужил таким образом несколько щипков за

задницу со стороны совершенно невыгодных мне людей. Одного я все-таки

огрел сумочкой по башке. За всех миловидных женщин и за синяки на их

задницах!

Сцена меня не смутила. В подобных заведениях музыка всегда служит

фоном, и я совершенно не рассчитывал на моментальное признание, а

тем более уж на внимание. Однако стоило мне запеть глубоким,

совершенно не женским голосом, все на меня тут же пооборачивались. Как

если бы незаконнорожденная дочь Натальи Медведевой снималась в

римейке старого доброго фильма «Виктор/Виктория» – слишком дерзко,

чтобы даже предполагать. Пел я при этом нормально, чем сам себя

63

удивил. Главное было не делать лишних движений, точнее вообще их не

производить – слишком велик оказался риск дать петуха. Репертуар у меня

был «мрачнячок»: все больше песни Marianne Faithful, Cat Power и Beth

Orton, не обошлось и без любимой мной Билли Холидей. Публика

воспринимала это очень миролюбиво, а по вздернутому большому пальцу

Диего, который чудом мелькнул сквозь лучи софитов, я понял, что

увольнение мне не грозит. Три раза я даже заслужил всеобщие громкие

аплодисменты. После исполненного по-немецки опуса группы Rosenstolz

«Nur Einmal Noh» (если бы я хоть слово из него понимал) и «Love Is A

Drug» Roxy Music. А овация следом за «Glory Box» ансамбля Portishead

сама собой разумелась. Молодые джазисты создали всему этому

разнообразию замечательное, а главное – импровизированное

сопровождение. Я давно так не веселился. Горло смачивал вискарем.

Величественно сойдя со сцены, я наткнулся на сюрприз. Только много

позже можно было назвать его приятным, а в тот миг я смутился. За

столиком около сцены в полном одиночестве сидела моя старая подруга, с

которой я глупейшим образом разошелся пару лет назад. Сохраняя

хорошую мину при плохой игре (плохую мину при хорошей игре можно

сохранять только во время орального секса), я прямиком направился к ее

столику и молча сел, манерно прижав к плечу свой полупустой бокал.

Лена посмотрела на меня оценивающе, без улыбки, чуть склонив голову

набок. Потом откинулась на спинку стула и беззлобно сообщила:

– Я всегда знала, что ты так кончишь.

Ответ уже был готов:

– Могла бы и предупредить.

Она все-таки улыбнулась.

– Виски будешь?

– А то. Мне другого и не остается.

Если я за месяц соскучился по Диего, с которым общался не больше

трех часов, то уж что говорить о девушке, пребывавшей моей лучшей

подругой восемь лет подряд.

Как и раньше мы без умолку болтали, обменивались циничными

замечаниями по поводу окружающих и без передыху курили.

– Слушай, – спросил я в какой-то момент, – а почему мы с тобой

разбежались?

64

– Не помнишь?