o 496d70464d44c373

сентиментальность, которая вызывала только раздражение, острое

желание помимо знаний получить душевное тепло, не позволяли мне

добиться расположения Валентина чисто, без запинок. Видимо, обычно

несвойственная мне «любвеобильность» была связана с экстремальной

жизненной ситуацией, в которой я оказался – мозг пытался обезвредить

состояние аффекта иллюзией любви, тепла, исходящей от чужой силы,

которая и обнаружилась в Валентине. То есть даже если бы я встретился с

Валентином один раз в жизни, впечатления от него вдоволь хватило бы на

полноценную самотерапию. Но мне требовалось большее.

Проснувшись глубоко за полдень, первым делом я увидел около двери

новую кучку дерьма, присоединившуюся к пятну, которое я так и не

удосужился убрать вчера. Кошка спала у меня под боком. Интересно, а

куда она писает? Сделав движение, я тихо завыл от головной боли.

Подозреваю, что на этот раз это не мигрень, а все-таки последствия

выпитого. Не успеешь оглянуться, а ты уже в запое – сегодня надо

соригинальничать и шокировать Валентина выбором зеленого чая. До

встречи оставалось достаточно времени и для библейских омовений с

кувшином и тазиком, и для отчаянной уборки, и для воспитания моей

новой сожительницы.

Головная боль постепенно улетучивалась, а в остальном я чувствовал

84

себя преотлично – даже отражение в зеркале порадовало. Прыщи недавно

прошли, синяки под глазами почему-то исчезли, на меня смотрел

худенький, миловидный мальчик с тонкими чертами лица, совсем уж

похожий на девушку из-за длинных волос, локонами спадавших на плечи.

С виду я вполне благополучен. Я улыбался. Неужели это мои приключения

так на меня подействовали? Типа я вновь на коне, и впереди ждут

открытия. Как же все-таки убог человек, окрыленный жалкой надеждой, что

его жизнь наконец обрела смысл. А мне такое только сервируй.

Есть разные поколения. Вот я, например, отношусь к поколению,

выращенному на кино и видео. Мои ровесники воспринимают жизнь как

очередной фильм и очень разочаровываются, если что-то не соответствует

их сценарию. Ведь все должно быть красиво, как в кино, и ты всегда

должен быть на высоте, как главный герой, который в конце остается жив,

с девушкой и чемоданом денег. Но жизнь не кино, и Бог, он не продюсер,

который требует, чтобы главный герой был симпатичен зрителям. И

зрителей не существует. А мои ровесники, и я вместе с ними никак не

можем усвоить, что на экране идеальная, нереальная жизнь и испытываем

стресс, каждый раз, когда обнаруживаем на лице прыщ, когда нас вдруг

застают в некрасивой позе или когда мы произносим шутку, а за кадром,

как и в действительности никто не смеется.

Мой образ, который я выстраиваю с момента полового созревания с

периодическими обновлениями и усовершенствованиями, насквозь

синтетичен. Он состоит из заимствованных кино-деталей, типа: курю как

герои Дэвида Финчера, говорю как кино-образ Дороти Паркер, хожу как та

надломленная маникюрша – не помню название фильма. Заимствования

происходят не оттого, что у меня нет ничего своего – просто я не доволен

серостью внешней жизни и пытаюсь изваять себя героем фильма, где

красиво пьют, красиво говорят, красиво страдают и ввязываются в

красивые истории. Этим занимается почти все мое поколение, так же как

предыдущее воспитывалось на «Иностранке», а следующее с головой

ушло в компьютерный, виртуальный мир. Поэтому вот теперь, когда мне

необходимо было вычислить своих врагов, я учуял типичный киношный

экшн и как всегда начал представлять себя со стороны. Настроение

поднялось, и камеры заработали.

85

За рулем Порше я чувствовал себя до неприличия хорошо. В Москве

установились теплые, влажные дни – почти европейская зима, если бы не

грязные корки снега то тут, то там – верх машины можно было откинуть, и

некоторым представилась возможность лицезреть меня в каракулевом

жакете 30-х годов, в грязно-алебастровом свитере с высоким горлом от

Roberto Cavalli и темно-серых в черную крапинку твидовых брюках от

D&G. Ни Валентина, ни посетителей кафе «Совсем больные», где мы

условились встретиться, я на этот раз не шокирую.

Одно из популярных заведений Магометова расположилось в переулке

поблизости от моего первоначального дома. Я еще раньше любил в него

захаживать и не только из-за названия. Сквозь сумерки или темень

огромные окна кафе горели очень уютно и призывно. Все начиналось

именно с этих от пола до потолка гигантского размера окон – случайные

прохожие вглядывались в домашнюю обстановку, окутанную мягким

спокойным светом, безуспешно пытались узнать кого-нибудь из

посетителей. Помещение кафе находилось ниже уровня улицы, как бы в