o 496d70464d44c373

конечно, не стал и тихо выплыл из комнаты. Может быть, наркотиков

нажрался или просто придуривался. Идиотизм какой-то.

Помогла мне Крис. В последнее время она ходила тихая и подавленная –

отношения с Ваней не ладились. Вместо того чтобы уйти, он все больше в

себе замыкался. Крис чувствовала, что теряет его, но отпустить не могла.

Видимо, я отвлек ее от самых мрачных мыслей. Она бросилась помогать

мне с совершенно неуместным энтузиазмом.

– У меня есть один знакомый ди-джей, он написал дипломную работу по

уличным художествам. Он расскажет тебе все, что нужно и не нужно. Я

ему позвоню.

Диего резонно предположил, что время появления граффити можно

установить по телерепортажам с места взрыва. Как всегда у него

оказались нужные связи и нам быстро согласились предоставить отснятые

материалы.

– Ты просто двигатель сюжета какой-то, Диего, я бы даже сказал…

146

продвигатель.

– Рад стараться.

Мы почти подъехали к телецентру.

– Как там Мария Германовна? – в свой вопрос я постарался вложить

максимум ехидства.

– Жива. Я не собираюсь читать тебе морали, но запомни одну вещь –

если ты не ценишь свою жизнь, это еще не дает тебе права творить

беспредел. Понимаешь?

– Понимаю, – я выдержал паузу, собираясь с мыслями. – Честное слово,

Диего, когда я сбил старушку, я очень за нее испугался… Но если совсем

начистоту, я совершенно не знаю, ценна ли для меня жизнь другого

человека. Это, может быть, самый непонятный, а потому страшный вопрос,

которым мне когда-либо приходилось задаваться. И, кажется, я делаю всё,

чтобы об этом не думать.

Диего примиряюще улыбнулся и переменил тему:

– Знаешь, а она, действительно, была любовницей Сталина. Ведь не

соврала, хотя часто заговаривается. Я видел фотографии. Очень

интересная женщина.

– Диего, Диего, осторожнее, тебя никак к пожилым женщинам тянет? Ты

повязан с Леной, не забывай.

– Прекрати говорить глупости. Марии Германовне 97 лет.

– Ах вот почему от нее так пахло…

В Останкино Диего пошел один. Я же накупил периодики и остался в

Порше млеть под лучами весеннего солнца. Ничего интересного для себя

в газетах я не обнаружил – Диего очень ошибался на этот счет, мне даже

не удалось отличить «вранье» от «интересного». Внимание привлекла

только заметка о Министре Просвещение Гречишном и статья о маньяке

Краснопресненского района.

В заметке о Гречишном рассказывалось, что он приступил к разработке

новой школьной программы и что она должна стать сенсацией. Хорошим

опровержением этому служила фотография министра. Редкий урод, весь

расползшийся и немыслящий. Сомневаюсь, что он может быстро

произнести слово «антиквариат», не запутавшись в первом слоге. Видимо,

им управляли какие-то неизвестные силы, а история с любовью к ар-деко

понадобилась для создания имиджа человека со своими простительными

147

слабостями. Представляю, сколько им пришлось потратить средств, чтобы

по крайней мере создать ему имидж человека.

А из статьи об уже известном мне маньяке следовало, что он давно

обезврежен и содержится в исследовательском центре. Как трогательно

закончились его приключения. Маньяк подбросил трупы еще в несколько

квартир и заведений. Мне показалось любопытным, что трое убитых, как и

моя посылка, давно числились без вести пропавшими, а все остальные

назывались бомжами и местными алкоголиками. Никак маньяк посчитал

себя санитаром леса. В статье, правда, говорилось, что и сам он без

определенного места жительства. Бедняжка. Или у меня паранойя, или так

уж я воспитан, но скорее всего этого человека подставили. Надо же было

на кого-то свалить вину. Может быть, скоро выяснится, что он несет

ответственность и за взрывы.

Диего вернулся примерно через час. Раскрасневшийся и нездорово

улыбчивый.

– Это потрясающе, – сообщил он, залезая в машину. – Граффити

нарисовали после взрыва! Точнее, на следующий день, а это вообще ни в

какие рамки не лезет.

– Занятно.

– Занятно? Это все, что ты можешь сказать? Это не занятно, котенок, это

заговор!

– Диего, да просто молодежь развлеклась, я только сейчас подумал. Для

нас же нет ничего святого, что там музей разрисовать.

– Нет, это сигнал. С этим как-то связан Тобольцев. Может быть, даже его

смерть.

– О’кей, чего теперь делать будем?

– Сходим на встречу с этим ди-джеем. Может быть, он подскажет, кто

сделал рисунок.

– Узнаёте ли руку мастера? А вдруг у них диаспора, и они горой друг за

друга?

– Тогда я воспользуюсь своими связями, нажму на него, и сюжет

продвинется.

– Чудно.

Только я вывернул на дорогу в центр, как послышался раскат грома. Да,

это было похоже на отдаленный раскат грома, поэтому ни Диего, ни я

148

ничего не заподозрили. А звуковая волна как будто приближалась.

Диего продолжал болтать, неожиданно замолк, и я увидел, как его лицо в

секунду побледнело, даже козырнуло зеленым. Он смотрел в сторону, полу

открывши рот.

– Ты чего, Диего?

– Ба… Башня… Она идет…