o 50e4ab8bad975b7e

У меня от сердца отлегло, выходит убивать меня все же никто не собирался.

Т

‒ огда зачем весь этот спектакль? н

‒ едоумение читалось в моих глазах.

‒ Потому что в вашей работе будут миллионы ложных сигналов, из которых только

каждый тысячный станет боевой тревогой. На каждом из следующих занятий, одна из вас

будет пробовать сваренное зелье, а вот чем оно окажется ядом или пустышкой

‒ воля случая.

В любом случае, за сто лет моей жизни никто из студентов занятиях еще не умер! А теперь

можете быть свободны!

"СКОЛЬКО ЛЕТ? СТО?" - шокировано переваривала полученную информацию я.

В полной тишине наш курс спешно покидал стены кабинета зельеварения. Я тоже

собиралась уйти, но обнаружила, что до сих пор сжимаю в руках, ту самую якобы

отравленную розу.

«Надо вернуть!» - посетила меня гениальная мысль, после чего я решительно направилась

к конторке кафедры, за которой скрылся Глеб.

- Эля, ты идешь? - окликнула готовая уйти Анфиса, уже стоя в дверях кабинета.

- Догоню!

Кабинет стремительно опустел, оставив нас с преподавателем одних.

Заступив, ногой на высокий помост кафедры, я узрела зельевара, низко склонившегося над

стопкой листов бумаги, и что-то торопливо записывающего.

- Простите, пожалуйста, - тихо обратилась к нему.

Мужчина, до сих пор меня не замечавший, вздрогнул от неожиданности и повернул голову

в мою сторону.

- Что свет моих очей?

«Внезапно! Это, с каких это пор, интересно, я свет его очей?» - но спросить открытым

текстом не решилась.

- Ваша роза, - протянула цветок обратно Глебу. - Заберите, пожалуйста!

В глазах брюнета мелькнуло нечто похожее на обиду.

- Не буду, она ваша! Считайте ее моим подарком! - и равнодушно отвернувшись,

продолжил строчить что-то дальше.

«Блин, он что реально не понимает, в какое меня положение поставил?» - но посмотрев

на своего собеседника, осознала, действительно не понимает. Глеб витал где-то в облаках, его

взгляд был затуманен, а рука, записывая стихи, плясала над листом бумаги. Сейчас я видела

перед собой не преподавателя зелий, а того милого и странного брюнета, который помог мне

позавчера в коридоре.

Я огляделась по сторонам аудитории и, убедившись, что кроме нас здесь никого не нет,

тихо прошептала:

- Я не могу ходить с этой розой по академии. Она очень красивая, честно. И мне очень

приятно её получить. Но, Глеб, вы же сами слышали, о чём шепчутся мои однокурсницы.

Они же мне житья не дадут!

- Мне казалось, вы менее зависимы от общественного мнения, - в его голосе послышалось

разочарование.

«Да, мне пофигу было на это мнение, пока добрая Троя, не предупредила, что некоторые

белобрысые преподаватели роют мне глубокую яму» - эту мысль я, разумеется, озвучивать не

стала.

Переступив через свою гордость, мне пришлось кивнуть и вслух согласиться со своей

зависимостью от мнения окружающих.

- Что ж, если все, так как вы говорите, можете оставить цветок на столе, - не отрываясь от

своих стихов, равнодушно пожал плечами Глеб.

Облегчённо выдохнув, я положила розу рядом с ним и собралась уйти из кабинета.

Конечно, я могла просто выкинуть цветок, в ближайшее мусорное ведро. Но, черт возьми,

мне это казалось неуважением, кощунством. Лучше отдать обратно, и не убиваться потом

угрызениями совести.

Все же, кокетка, живущая внутри меня, очень любила цветы, пускай и подаренные таким

странным образом.

Я почти дошла до выхода из лаборатории, когда Глеб меня окликнул:

- Эля, ваш кот сегодня ночью приходил ко мне и вылакал миску с белладонной!

Я аж за стену схватилась, а на глазах сами собой навернулись слёзы. Просто идиоткой я не

была, и что такое белладонна знала:

«Глупый Му-у-урз!» - перед моими глазами плыл образ бездыханного рыжего тельца,

неподвижно лежащего на холодном полу, рядом с выпитой миской яда.

- Элла, что с вами? - обеспокоенный голос брюнета прозвучал совсем рядом со мной, -

Почему вы плачете?

- Мурз уме-е-ер... - у меня начиналась истерика. - Блин, зачем я его сюда при-та-щи-и-и-

ла! Жил себе в Москве-е-е, шарился бы по помойкам...!

Меня схватили за плечи и принялись трясти, приводя в чувства:

- Эй, ты с чего взяла, что он мертвый? Он живее всех живых! - вытирая слёзы с моего

лица, невесть откуда взявшимся платком, успокаивал Глеб.

- Так яд же! Бе-еллад-о-онна - яд! - не понимая, всхлипывала я.

- Ну и что! На твоего уникального кота она действует как валерьянка! Успокойся!

Успокоиться просто так у меня не получалось. Я все еще продолжала всхлипывать, хотя до

головы уже начинало доходить - кот жив.

Выхватив платок из рук Глеба, я принялась самостоятельно вытирать слёзы и порядком

размазанную косметику со своего лица. Белоснежная материя быстро окрашивалася в чёрные

разводы от туши для ресниц и карандаша для глаз.