o 821465f126f17ac5

отсутствующий поток машин. Еще одно качество, за которое я ценю

его: осторожность. Даже щепетильность, порой. Но в остальное время

Тэк ведет себя раскованно, свободно – его легко рассмешить,он

всегда полон сумасшедших идей. Почти никто не знает эту его сторону.

То, как сбивчива его речь, когда он взволнован. То, как он произносит

«люблю», снова и снова.

Люблю. Я люблю тебя. Я всегда буду тебя любить. Ты –

любовь всей моей жизни.

Мы храним это в секрете, глубоко внутри. Это то, что в обычных

городах теряется первым, еще до прохождения Процедуры. Все эти

раны и странности, эти осколки, которые мы носим в себе – как

уродливые подарки – в ожидании того, кто был бы им рад.

Люблю. Мне все еще трудно произносить это слово, даже когда мы

наедине, даже спустя все это время. Мы создали свой язык, язык

прикосновений – когда мы прижимаемся друг к другу или касаемся

носами, целуясь. В эти моменты я зову его по имени – его

настоящему имени имени, которое дарит ощущение солнца, и

солнечного света, поднимающего туман высоко над деревьями, и

тумана, что устремляется ввысь, к небу.

Его тайное имя, которое принадлежит лишь мне и ему, лишь нам

двоим.

Майкл.

Говорила ли я ей когда-нибудь, что люблю ее?

Не знаю.

Не могу вспомнить.

Я думаю об этом каждый день.

Прости меня.

Тошнота теперь постоянна. Она подкатывает к горлу, когда я думаю о

ней; кислота поднимается от желудка, обжигая мне горло.

- Притормози, – прошу я Тэка.

Меня выворачивает позади автомобиля, который, судя по его

внешнему виду, уже давно не на ходу. Рядом – небольшая аптека, ее

голубой потрепанный навес пропитывает дождь. Темнеет

вертикальная неоновая вывеска, гласящая «Консультации и

диагностика», но маленький оранжевый знак все еще висит над

заржавевшей дверью: «Открыто». Секунду я размышляю над тем,

чтобы войти, выдумать какую-то историю, дабы достать еще один тест.

Просто, чтобы быть уверенной. Но это слишком рискованно, а я

должна сосредоточиться на Лине.

Я укрываюсь от дождя курткой и бегу обратно к фургону, чувствуя, что

мне полегчало.

Сточные канавы полны мусора, поток воды несет с собой обрывки

бумаги и одноразовые стаканчики прямо в канализацию. Я ненавижу

город. Жаль, что я не могу быть сейчас вместе с остальными, там, на

складе – упаковывать вещи, пересчитывать людей, измерять припасы.

Я хотела бы находиться где угодно, честное слово – пробираться

сквозь постоянно меняющиеся, вечно растущие Дебри; даже бороться

со Стервятниками.

Где угодно – лишь бы не в этом городе, с его серыми

возвышающимися зданиями и бухтами, подпирающими небеса.

Не здесь, где все мы похожи на муравьев.

В фургоне пахнет плесенью, табаком и, странно, немножко

арахисовым маслом. Я открываю окно.

- Что это с тобой? – интересуется Тэк.

- Плохо стало. – Я смотрю прямо перед собой, надеясь, что он не

станет больше задавать вопросов. Меня тошнит по утрам уже две

недели. Поначалу я думала, что это из-за стресса – Лина попала в

плен – и все пошло наперекосяк. Ожидание. Наблюдение. Надежда,

что ей удастся выбраться.

Терпение никогда не было моей сильной стороной.

- Ты выглядишь нездоровой, – говорит Тэк. И добавляет: - Что

происходит, Рэйвен? Ты..?

- Я в порядке. Просто сорвала к чертям желудок. Чертово вяленое

мясо.

Тэк слегка расслабляется. Он перестает сжимать руль так, что

костяшки его пальцев белеют, и напряжение на его лице пропадает. На

меня накатывает чувство вины, гораздо худшее, нежели очередной

приступ тошноты. Ложь – это защита, сродни иглам дикобраза или

когтям медведя. Жизнь в Дебрях сделала меня первоклассной

лгуньей. Но я не люблю врать Тэку.

Он практически единственный, кто у меня остался.

- Она твоя?

Такими были первые слова Тэка, адресованные мне. Я до сих пор

помню, каким он был тогда: еще более тощий, чем сейчас. С

большими руками. Два кольца в носу. Глаза полузакрыты, но

настороже – как у ящерицы; волосы ниспадают на переносицу.

Сидящий в углу изолятора: руки и ноги связаны, а лицо покрыто

укусами комаров, испещрено кровоточащими царапинами.

Я провела в Дебрях всего месяц. Мне повезло, и я нашла хоумстид

примерно через шесть часов после того, как покинула Ярмут. По

правде сказать, мне повезло дважды. Спустя неделю хоумстид

переместился на юг Рочестера, в Нью-Хэмпшир. Слухи о Рейде на

Дебри заставили всех понервничать. Я успела как раз вовремя.

Я должна была. Блу была едва жива, и я понятия не имела, как

прокормить ее. Я бежала в панике, не разбирая пути, пытаясь

спрятаться, скрыться – без припасов, ничего не зная и даже не

надеясь выжить. Моя обувь была тесной и оставляла кровавые

волдыри размером с четвертак всего после нескольких часов ходьбы.

Я не умела ориентироваться на местности. Я не следила за тем, куда

иду. Ощутив жажду, я не смела остановиться у ручья, чтобы попить,

потому что боялась, что заболею.

Идиотка. Если бы я не набрела тогда на хоумстид, я бы погибла. И она

вместе со мной.

Малышка Блу.

С самого детства я не верила в Бога: еще с тех пор, когда увидела, как

отец, схватив маму за волосы, с силой ударил ее лицом о кухонный