o 8b191ad8675a2039

прикололи его саблей к земле. Мать потеряла сознание. Белокурая девочка-подросток,

забившаяся в угол кареты, отчаянно зарыдала: «Отец!».

Женщина пришла в себя, и, встав на колени, сказала: «Пан, я же вижу, вы поляк! Делайте

все, что угодно, но не трогайте мою дочь и мужа!». Салтыков вырвал саблю из трупа ребенка

и отшвырнул тельце в канаву.

-Кончайте с ним, - распорядился Данило.

Золотоволосый мужчина, наступив коленом на грудь поляка, взрезал ему горло кинжалом.

Кровь хлынула широкой струей и он, обернувшись, сказал белой, как мел, женщине, что

остановившимися глазами смотрела на него: «Ja nie jestem Polakiem, droga pani».

-Моей дочери двенадцать лет, - сказала женщина, рыдая, цепляясь за ноги Салтыкова, - я

прошу вас...».

Тот ударил ее по лицу, и, обернувшись к солдатам, сказал: «Берите баб, добро и уходим.

Карету сжечь, и трупы – тоже».

Салтыков разлил водку, и, порывшись в луковицах, кинул в угол землянки подгнившую.

Девка, все еще прячась под тряпьем, стала есть.

-Ну что? – спросил он мужчину, откусывая крепкими, хищными зубами черствый хлеб.

-Сапегу ты тепленьким возьмешь, - мужчина, будто вспомнив что-то, усмехнулся. «Смотри, -

он разложил бумаги, - сейчас расскажу тебе все.

Когда уже почти рассвело, мужчина потянулся и сладко зевнул. «Как бы я не хотел сам пана

Анджея Сапегу прирезать, но надо мне, Данила, съездить кое-куда. Да впрочем, ты и сам

справишься, дело нехитрое».

-А куда тебе надо? – нахмурился Салтыков.

-В Пилтен, - мужчина стал одеваться.

-Так Магнус же, сука эта, в ставке у Батория сейчас, нет его там, – недоуменно сказал

Салтыков. «Он, с тех пор как из тюрьмы бежал, в бою не показывается – все по тылам

отирается, жизнь свою бережет».

-А мне не Магнус нужен, - Матвей Вельяминов улыбнулся, и, не прощаясь, вышел в сырой

предутренний туман.

-Я прошу вас, - девушка опустила голову и ее впалые, бледные щеки зарумянились, - ну хоть

немного еды отпустите в долг.

-Ваша светлость, - лавочник положил пухлую, ухоженную руку на потрепанную торговую

книгу. «У меня ваши долги уже некуда записывать.

-Тем более, что – он усмехнулся, - ваш муж, его светлость герцог Голштинский перед

отъездом и так выпросил у меня двести талеров, оставив расписку, по которой все его

обязательства переходят на вас. Все же война, - мужчина пожал плечами, - вдруг он не

вернется».

-Но мне нечем платить, - Мария Старицкая еще пуще покраснела, - вы, же знаете.

-А мне какое дело? – пожал плечами лавочник. «Впрочем, - издевательски добавил он, - вы

можете написать своему дяде, государю московскому. Пусть пришлет вам немного золота из

своих запасов.

-Хотя нет, - мужчина поиграл бровями, - вряд ли ему это удастся, учитывая, что он уже

потерял Ливонию, а вскоре потеряет и Псков с Новгородом. Так что, - он притворно

вздохнул, - ничем не могу помочь, ваша светлость».

-Прошу меня извинить, - Мария опустила голову, еле сдерживая слезы. Лавочник посмотрел

на рыжеватые, блеклые волосы, и, усмехнувшись, сказал: «Если герцога убьют, я вам, ваша

светлость, как друг советую – выходите замуж за нашего брата, купца. Всегда будете сыты.

А сейчас простите, я закрываюсь - время обедать».

Мария вдохнула запах жареного мяса, и, чуть покачнувшись, стараясь удержаться на ногах,

вышла из лавки.

На главной улице города в глубоких лужах лежали свиньи.

-А вон идет босоногая герцогиня, - раздался хохот висевших на заборе мальчишек. «Эй,

ваша светлость, что вы еще не продали из своих владений – кусок болота и вшей из

головы?».

Мария, не глядя на них, ускорила шаг. Прохудившаяся туфля хлопала отставшей подошвой

по густой жиже.

Она поддернула старые, в дырках юбки, и вдруг почувствовала, как в спину ей ударился

комок грязи.

-Пошла вон в свою Москву! – засвистели мальчишки. Мария, не разбирая дороги, бросилась

бежать, и тут же, поскользнувшись, потеряв туфлю, шлепнулась в лужу – прямо рядом с

недовольно захрюкавшей свиньей.

-Там тебе и место! – раздалось с забора, и тут же крик мальчишек перекрыл спокойный,

жесткий голос мужчины: «А ну все быстро вон отсюда, мерзавцы! Кто тут через мгновение

останется – отведает вот этого».

Увидев взведенный пистолет, мальчишки кинулись наутек.

-Мадам, - ласково сказал мужчина, наклонившись к Марии, - позвольте, я вам помогу».

У него была крепкая, сильная рука – девушка оперлась на нее, и, сглотнув слезы, вытерев

рукавом платья испачканное лицо, сказала: «Мои туфли…».

-Сейчас, - мужчина огляделся, и, встав на колени, сказал: «Нет, нет, мадам, не утруждайте

себя, что вы. Вот и все», - он надел ей обувь и поднялся.

Мария шмыгнула носом, и, сказала: «Спасибо. Дальше я и сама дойду, спасибо вам».

-Нет, мадам, - твердо сказал мужчина, - я не могу отпустить вас одну. Вы живете в замке? –

он указал на обветшавшее строение, что виднелось за густыми кронами деревьев

епископского парка.

Девушка покраснела, искоса взглянув на мужчину, и пробормотала: «Да».

Он был лишь немного ниже ее ростом, темноволосый, и, несмотря на седоватые виски,

походка у него была легкая, юношеская. Мужчина посмотрел на Марию и его синие глаза

улыбнулись: «А зачем вы в город ходили?» - спросил он, помогая ей перебраться через