o a3f5f3fb25c31a8f

— А ты уши заткни. Кстати, тут не институт благородных девиц. Да знаю я: одно заткнешь,

другое оставишь. Ведь самому интересно. Как он ее… А?

Меня не интересовали его рассказы. Мы привыкли к похабщине, и непристойная форма,

тупость суждений, безапелляционное утверждение, что «все они такие, не удивляли и даже не

раздражали. Я не останавливал его, придерживаясь удобной точки зрения: «не любо — не

слушай, а врать не мешай».

Но однажды за ужином, когда он сел на своего любимого конька, не знаю, что со мною

случилось, я ввязался в разговор:

— Слушай, ну что ты заладил одно и то же? Надоело! Все скверные, все продажные, все

проститутки, а где же хорошие? Где честные, благородные, верные?

Что тут началось! Я не могу повторить даже десятой доли того, что выслушал от Германа.

Может быть, на этом все бы и кончилось, но он совершил ошибку: оскорбил меня и мою семью.

Я вскочил.

— Замолчи, скотина! Или я разобью тебе котелок! Замолчишь, сволочь?

Казалось, мои слова только подхлестнули Герку. Его речь стала еще грязнее. Он издевался над

моей женой и матерью. От ярости я уже ничего не соображал. Схватил со стола медный чайник

и с силой швырнул в Герку. К моему счастью, не попал. Чайник снарядом просвистел мимо его

головы, ударился о койку. Носик у него сплющился. Теперь наступил Геркин черед. Он был не

из тех людей, которые прощают обиды.

— Убью, сука! — тихо сказал он.

Не торопясь взял со стола нож и пошел на меня. Не думаю, что он хотел меня ударить,

вероятнее всего просто собирался попугать, унизить, но я приготовился к обороне, схватил

табуретку. Нас разняли. Герман сквозь зубы процедил:

— Я тебе этот чайник припомню. Каждый день смотри на носик и вспоминай сегодняшний

день.

И он припомнил.

В начале июня «Таймыр» вышел в море. Мы ждали этой минуты с нетерпением. Дул свежий,

прохладный северо-восточный ветер, но мы не уходили с палубы. Проплыла мимо зеленая

Соломбала, лесозаводы со стоящими у деревянных стенок судами, причалы Экономии.

«Таймыр» уже просвистел тоненьким голосом три продолжительных свистка, что означало

прощание с портом. Одно из судов ответило басовито и солидно. Маймакса петляла. Вскоре

потянулись низменные болотистые берега. Ветер стал крепче, холоднее. Чувствовалась близость

моря. Берега удалялись. Слева они уже еле виднелись.

«Таймыр» шел между красными и черными вехами. Впереди краснела маленькая точка, не то

буй, не то веха.

— Северодвинский плавучий маяк, — сказал кочегар, поднявшийся на палубу подышать.

Верно, это был маяк. Я видел такой впервые. Выкрашенный в красный цвет, с белой полосой

посредине, он казался самым настоящим судном с бушпритом. Только в центре палубы

возвышалась мачта с большим маячным фонарем. Мы прошли «плавучку» близко. Кто-то из

маячных помахал нам рукой. Видно, распознал знакомого.

Так незаметно мы оказались в море. «Таймыр» стало покачивать. Он переваливался, как

настоящий большой ледокол. Справа тянулся черный высокий Зимний берег. В море гуляла

волна. На судно, как стая курчавых болонок, бежали шипящие барашки. Так легко дышалось! Я

полной грудью вдыхал прохладный воздух и казался себе таким сильным, смелым,

мужественным. Несколько лет, проведенных мною в яхт-клубе, принесли большую пользу. Я не

укачивался, легко передвигался по палубе, кое-что знал из морской практики. Вот я и стал

настоящим моряком. Так мне казалось. На ледоколе плыву в Белом море, а впереди Северный

Ледовитый океан. Вероятно, встретятся штормы и мне придется бороться с ними. А потом мы

будем высаживаться на необитаемые острова, строить навигационные знаки, выгружать

продовольствие на маяки… Мысли были самые детские.

Я поднялся в рубку. Пунченок стоял на руле. Часы показывали полночь, но было светло, как

днем. В Белом море летом ночей не бывает. Пунченок недовольно сказал:

— Вставай. На вахту надо выходить за пять минут до смены. Понял?

До Мореходки он учился в Военно-морском училище и гордился тем, что знает все морские

порядки, Я принял теплые ручки небольшого штурвальчика. Судно покачивало, и я никак не мог

удержать его на курсе. Рыскал градусов по десять то вправо, то влево. Волновался и от этого все

чаще гонял руль с борта на борт. Николай Николаевич нес штурманскую вахту. Он несколько раз

заглядывал ко мне в компас, качал головой. Потом взглянул на мое лицо, подошел.

— Дай-ка сюда, — проговорил он, легонько отталкивая меня от штурвала, — и смотри.

Не прошло и нескольких секунд, как штурман успокоил судно. Оно устойчиво легло на

заданный курс.

— Обернись, — сказал Николай Николаевич. — Ровная струя за кормой?

— Ровная.

— Становись к штурвалу. И запомни одно золотое правило. Чем меньше ты будешь гонять руль,

тем лучше. Чуть-чуть. Полградуса вправо, полградуса влево. И достаточно.

Я встал к рулю. Стал меньше крутить штурвал. Судно пошло ровнее.