o a3f5f3fb25c31a8f

— А что случилось? — спрашиваю я. — Что-нибудь серьезное?

— Да нет. За четверть часа справимся.

— Останавливайте.

Пусть останавливают. Ветер не сильный, судов встречных нет, берега далеко. Через несколько

минут маленький «Менделеев» теряет ход и останавливается. Его разворачивает лагом к ветру,

и >он беспомощно покачивается на >мелкой волне. И тут Саша Рубцов, мой старпом, испуганно

кричит:

— Идите сюда! Смотрите!

Я перехожу в другое крыло мостика и замираю. Тяжело груженный лихтер Ерохова, не

имеющий ничего, чтобы погасить инерцию, как будто бы ему поставили машину и винт,

полным ходом идет на «Менделеев». Первая мысль — немедленно дать ход. Но раньше, чем

через пятнадцать минут, этого нельзя сделать. Сам разрешил остановить машину. Вторая, такая

же нелепая, как и первая, — скомандовать Ерохову, чтобы отдал якорь. Но цепи у него не хватит,

тут порядочно глубины. Что же предпринять? Лихтер неумолимо, как рок, надвигается на

«Менделеев». По мостику мечется Андрей Филиппович, разводит руками, показывая, что

ничего не может сделать. Я уже предвижу, что сейчас произойдет: исковерканные шлюпбалки,

сорванные релинги, погнутые листы обшивки, разбитая в щепки шлюпка, а может быть, что-

нибудь и похуже… Вот уже лихтер совсем близко. На нем, как и у нас, команда выстроилась по

борту с кранцами… Через минуту он навалит на нас! Но… неожиданный порыв ветра, и

легонький «Менделеев» относит от страшной громады на несколько метров. Тяжелый лихтер,

подминая под себя буксирный трос, совсем близко проходит вперед. Маленький лихтер нам не

страшен. Он болтается где-то сбоку, левее большого. Я утираю холодный пот и в душе матерю

Полковника. «Вечно у них в машине какие-то случайности, — думаю я. — И всегда в

неподходящее время…» Но где-то копошится мыслишка: «Машина машиной, а вот ты почему

не предвидел, что может произойти? Ты капитан и должен все предвидеть. Ребенку ясно, что у

лихтера масса больше…»

— Хорошо, что так кончилось, — говорит Рубцов. — А что делать? Ведь механик сказал, что

остановка необходима. Без нее нельзя было идти дальше.

Я вздыхаю. Вижу, что старпом не обвиняет меня в плохом знании морской практики. У меня

бывали помощники, которые в подобных случаях надувались, оттопыривали губы и молча, с

видом превосходства, шагали по мостику. Весь их вид говорил: «Разве так делают! Вот я бы на

твоем месте…» Какие гениальные решения приходят к нам, когда ответственность лежит на

ком-то другом!.. Я не люблю этой молчаливой критики, потому что знаю, судить другого потом

значительно легче, чем принимать решения сейчас.

В переговорной машинной трубке слышится свисток. Рубцов подходит, слушает и,

оборачиваясь ко мне, говорит:

— Все о'кей. Можно давать ход. Сделали.

Он переставляет ручку телеграфа на «малый вперед». Оживший «Менделеев» медленно

выходит на буксир и идет вперед. Через полчаса никто уже не помнит о неприятном

происшествии, у нас возникают новые заботы: сильно упала температура забортной воды, где-

то близко лед.

Он не заставил себя долго ждать. Появились редкие плавающие льдины. Огромные, желтовато-

грязные, с причудливыми фигурами из торосов, они медленно проплывали мимо судна. Было

что-то зловещее в этом неторопливом движении. Появление льда в этом районе явилось для нас

неожиданностью. Судя по полученной на Диксоне ледовой карте, здесь его не должно быть.

Значит, за эти несколько дней изменилась обстановка. А как, мы не знали.

Скоро лед пошел гуще. Теперь он уже плыл и с левого и с правого борта и как-то совсем

незаметно окружал «Менделеев». У острова Белуха нас совершенно зажали большие поля льда.

Застопорили машину. Вдалеке сиротливо стояли лихтера. Буксирный трос оказался подо льдом.

Надо было действовать. Не очень-то приятно беспомощно стоять во льду. При сжатии может и

раздавить…

Посовещались и решили лечь на обратный курс, выйти на чистую воду, а там запросить новую

ледовую карту. С большим трудом, — наше счастье, что мы не увлеклись и не забрались в лед

дальше, — освободились, вывели лихтера и пошли обратным курсом, самым малым ходом.

Радист тем временем связался по радио с Диксоном. В штабе проводки обещали прислать

самолет с данными последней ледовой разведки. Отойдя от кромки льда на порядочное

расстояние, мы остановились. Теперь «Менделеев» с лихтерами дрейфовал по ветру. Надо было

ждать самолет. Пошел редкий крупный снег. Он все валил и валил, и скоро «Менделеев»

превратился в пушистую ватную игрушку.

Мы опасались, что самолет не найдет нас из-за такого непрошеного камуфляжа. Но радист

безотлучно находился у аппарата и был готов в любую минуту ответить на сигналы летчиков.

Кроме того, поставили усиленную вахту, приказав глядеть в оба, а главное — слушать. Да и

снег, не мог же он идти вечно?

Я спустился к себе в каюту, разделся, лег в койку и тотчас же заснул. Усталость брала свое. Но