o bdf4013bc3250c39

чистой воды окропили ковер и бесследно впитались в мягкий густой ворс.

Собрав тряпкой рвоту, выбежал во двор, испуганно озираясь (не увидели бы

соседи), доковылял до туалета на задворках и выплеснул бордовую жижу в

зияющую вонючую дыру между двух пригнанных одна к другой широких

досок с вырезанными полукружиями посредине. Тряпку бросил на тын

частокола, ведро принес обратно в сени, вымыл руки и только тогда позволил

себе отдышаться.

27

Нестерпимо болел локоть, еще пуще – голова. Она раскалывалась

миллионами спазматических укольчиков, выворачивала глаза из орбит,

песком застилала взор. Он с трудом различал предметы и почти оглох:

знакомый умывальник казался подвешенным колокольчиком, постукиванье

сливного язычка напоминало треньканье коровьего ботала3, подвешенного у

буренки на шее. Накатил жар, лицо пылало. Попробовал умыться, собрал

пригоршню воды, но до лица не донес, расплескав все на грудь, ругнулся и

заплетающимся шагом побрел в комнату. На ощупь дошел до кровати,

наклонился и попробовал нащупать подушку. Не нащупал и рухнул на одеяло

как был, одетый. Понял, что надо уснуть и на сей раз исполнилось –

провалился в тяжелый и вязкий, как болото, сон…

Почувствовав, что кто-то трясет его за плечо, с трудом открыл глаза и слабо

различил расплывающееся лицо, нависшее над ним огромным пятном.

- Тебе плохо? Что случилось? – узнал тревожный голос матери.

- Заболел, - едва выдавил сквозь непослушные губы.

- Носился, поди, опять без шапки? По весне-то! – мать приложила руку к

горячему лбу сына. От этого прикосновения жар еще пуще полыхнул по лицу.

- Холодного чего-нибудь, - болезненно простонал сын.

-Ну, так и есть. Жар, - констатировала мать и воткнула ему подмышку

градусник. – И когда только слушаться станешь?

Вытащив градусник, озадаченно пробормотала:

- Странно. Нормальная. А ну-ка…

Не доверяя всяким «медицинским штучкам», как она говорила, мать

склонилась над сыном и своим верным, проверенным способом решила

3 Ботало - погремушка, колокольчик из железного, медного листа или дерева, подвешивающиеся на

шею пасущейся коровы или лошади.

28

измерить температуру: приложилась губами ко лбу чуть выше переносицы и

задержала дыхание. Но тут же отпрянула и удивленно спросила:

- Чем это от тебя несет?

- Вырвало, - простонал Добряков. – Отравился, видать.

- А ел-то что?

- Да ничего такого. Котлеты вон из холодильника разогревал.

- Ничего не пойму, - недоумевала мать. – Мясо, вроде, свежее. А пил чего?

Добряков вздрогнул, но выдержал характер:

- Да ничего не пил вовсе.

- Врача, может, вызвать? – немного подумав, предложила мать.

- Ма-а-м… не надо врача, - жалобно проскулил сын. – Начнет еще в желудок

гадости всякие втыкать…

- Гадости, гадости! – нервно передразнила мать. – А разболеешься, кто с

тобой сидеть станет? Мне премиальные терять, что ли? В больницу ведь не

ляжешь?

Добряков совсем обессилел и только мотнул головой.

- Ну вот, не пойдешь…

- Ма-а-м, дай отлежаться, может, пройдет.

- Может, и пройдет. А может, и нет. Тогда как?

- Пройдет, - едва слышно прошептал Добряков. – Спать хочу.

- Ну спи. Накройся хоть, - и мать накинула на него теплый шерстяной плед.

Измученный разговором, согретый пледом, он скоро опять уснул и даже

увидел сон. Сельский врач, Игнат Силантьевич, высокий седобородый старик

29

в очках с толстыми линзами, говорил ему в своем кабинете: «Отравление

легко определить по тошноте, рвоте, а также по сильной жажде. Жажда – это

когда хочется пить. Пить. Пить. Пить…» - он беспрестанно повторял это

слово, каждый раз все громче и отчетливее…

Добряков вскочил на кровати, осмотрелся и облегченно вздохнул. Голова не

болела, зрение вернулось. Была глубокая ночь. Занавески на окнах были

аккуратно задернуты, фосфоресцирующие стрелки настенных часов

сложились в острый уголок – четверть третьего. Он почувствовал, что хочет

пить. Поднялся, прошел на кухню, набрал полный литровый ковш воды и

жадно, в несколько крупных глотков выпил. Стало совсем хорошо. Вернулся

в комнату и снова уснул. На этот раз без сновидений…

Увы, наш рассказ прерывает его уже повзрослевший герой. Просыпается он

не от того, что выспался, нет. Спал он всего шесть часов, как мы и

предполагали. Но тот безотказный механизм похмельного пробуждения, что

тысячелетиями карает приверженцев неумеренных возлияний, срабатывает и

сейчас. И волей-неволей Добряков просыпается.

3.

Вздрогнув от привидевшегося во сне кошмара, Добряков ошалело раскрыл

глаза и рукой поискал будильник на прикроватном столике. Нащупал, поднес

к лицу, в слабо брезжившем рассвете едва различил стрелки на циферблате.

Четверть пятого. Как всегда! И на что он стался тогда, будильник этот?

Добряков в сердцах отшвырнул часы в сторону – они ударились о радиатор

отопления и со стеклянным звоном рассыпались по паркетной доске.

«Мать твою разэдак!» - выругался он и попытался приподняться в кровати.

Получалось это с трудом: все тело разламывалось, гудело, казалось, каждая

его часть жила сама по себе, не в ладах с другими. Он попробовал сбросить

30

одеяло, но рука почему-то ухватилась за простыню, и, как он ни старался