О бедном гусаре замолвите слово

(Настала пора появиться хозяину кабинета, и он появился. До сих пор нам было недосуг описать внешность господина Мерзляева, а она того стоила: правильные черты лица, красивые серые глаза, гордый орлиный нос, волнистые волосы, стройная фигура – одним словом, он был весьма недурен собой, разрази его гром. Общеизвестная поговорка «Бог шельму метит» в данном случае не годилась, что свидетельствовало о том, что Бог и третье отделение смотрели на подбор кадров по-разному.)

– Сударыня, извините, что заставил вас ждать! – Мерзляев склонил свою красивую голову и поцеловал Настеньке руку. – Дел невпроворот! Не покладаю рук. Здесь ем, здесь сплю… Кстати, Настасья Афанасьевна, окажите любезность, разделите со мной скромный ужин старого холостяка. – Он жестом указал на накрытый стол.

– Господин Мерзляев, спасибо, что вы меня приняли.

– Какие пустяки! Это вы оказали мне честь! Богиня! Служительница Мельпомены снизошла до незаметного чиновника… Как сказано у Пушкина: «Я помню чудное мгновенье, передо мной явилась ты…» Это Александр Сергеевич, кажется, в ссылке написал, – разливая шампанское по бокалам, ворковал Мерзляев.

– Я по поводу папеньки, – начала излагать свою просьбу Настенька. – Была у судьи, в канцелярии градоначальника, все говорят, что это дело не в их компетенции… Что папенька якобы не случайно попал в госпожу градоначальницу, а… покушался!

– «Покушался»? – засмеялся Мерзляев. – Так прямо и сказали? Ха-ха… Ох и любят же у нас перегнуть палку!

– Чистое недоразумение! – радостно поддакнула Настенька.

– Ну, это как посмотреть! – Мерзляев неожиданно посерьезнел. – Он ведь не в студентишку какого-нибудь выстрелил, он попал в важную особу, да еще… в такое место, что дело приобретает эдакий, я бы сказал, сатирический характер.

– Он вообще не в нее целил! Он хотел попасть в офицера!

– Сударыня, – помрачнел Мерзляев, – думайте, что говорите! Значит, ваш папенька хотел убить защитника отечества!

– Я вам сейчас все объясню, – взмолилась Настенька. – В суфлерской будке во время представления появился пьяный офицер… В смысле – лицо… защитника отечества… и стало говорить…

– Что?

– Ну… Просто ерунду… В любви мне объяснялся.

– Это не по нашей части, – улыбнулся Мерзляев. – Любовь – дело полиции! А кто-нибудь еще видел этого офицера?

– Я и папенька!

– Больше никто? Плохо! Очень плохо, сударыня. Вряд ли вашему отцу удастся избежать наказания. Поверьте, я душой на вашей стороне, но как помочь? Прямо не знаю, с чего начать… Как подступиться к этому деликатному делу?

Мерзляев отхлебнул шампанское и зашагал по комнате, погрузившись в раздумья. Настенька поняла, что час расплаты пробил. Будучи любящей дочерью, она всхлипнула и начала боязливо расстегивать пуговки на своем платье. Мерзляев заметил это движение и удивленно вскинул бровь:

– Вам жарко, сударыня?

– Нет, то есть да… – забормотала покрасневшая Настенька. – Душно… Скорее, холодно… В общем, я подумала… Вы же сами сказали: как подступиться…

– Что? Как вы могли такое подумать? – с искренним негодованием воскликнул Мерзляев. – Хорошего же вы мнения о нашем департаменте!

– Извините, я не хотела вас обидеть. – Настенька лихорадочно начала застегивать пуговицы.

– Неужели вы решили, что я – злодей, который воспользуется своим служебным положением? Если вам жарко, можете и расстегнуться!

Пальцы Настеньки остановились на полпути и после секундного колебания поползли вниз.

– Вы меня ранили в самое сердце! – с благородным пафосом продолжал Мерзляев. – Я знаю, нас не любят, не уважают, но зачем же так унижать?!

Пальцы Настеньки быстро поползли вверх, застегивая пуговки одну за другой.

– Девочка моя! – Мерзляев подсел к Настеньке. – Я ценю ваши дочерние чувства, это благородно, но, если вдуматься, до чего мы докатились! Вы бледны, вся дрожите… А меня вы пожалели? Ведь жертва здесь не вы, а я! У меня тоже, как ни странно, душа имеется. И я хочу, чтобы меня любили ради меня самого, а не за то, что я могу казнить или миловать… Ах, как я одинок, Настенька! Помните, у Лермонтова: «И скучно, и грустно, и некому руку подать в минуту душевной невзгоды…» Это Мишель просто про меня написал… Я вижу вокруг себя льстивые улыбки, низкие поклоны, дамские авансы, но это все не мне, а мундиру. Когда я увидел вас в театре, у меня закружилась голова… Она и сейчас кружится! Такого со мной не бывало! По-моему, это любовь!

Растерянная Настенька покорно потянулась к пуговкам.

– Нет! – закричал Мерзляев. – Не оскверняйте святого! Не здесь! И не сейчас!.. Завтра, после ужина! Я хочу дать вам время, чтобы вы успели меня хоть чуточку полюбить. Обещайте мне! Успеете?

– Попробую, – обреченно сказала Настенька. – А как же все-таки насчет папеньки?!