О бедном гусаре замолвите слово

– Боже, как вы все меркантильны! Выпущу я завтра вашего родителя! Целым и невредимым! Но любить-то меня прошу не за это!.. Помните, как у нашего незабвенного классика сказано: «А ты, невинная, ты рождена для счастья. Беспечно верь ему, летучий миг лови: душа твоя жива для дружбы, для любви, для поцелуев сладострастья!» – Мерзляев побледнел и неожиданно перешел на прозу: – Покиньте меня немедленно! Я могу с собой не совладать!

Он заскрежетал зубами и отвернулся. Настенька поспешно выбежала из кабинета. Оставшись один, Мерзляев еще несколько секунд задумчиво слушал музыку, доносящуюся из-за стены, потом вздохнул, взглянул на часы и, подойдя к двери в соседнюю комнату, приоткрыл ее.

В комнате музицировали двое: жандарм играл на скрипке, за роялем сидел человек в штатской одежде.

– Концерт окончен!

– Слушаюсь! – гаркнул жандарм. Он убрал скрипку в футляр и, обратившись к аккомпаниатору, скомандовал: – Встать! Руки назад! Шагом марш!

Пианист выполнил приказ и, позвякивая кандалами, тихо пошел впереди жандарма…

О бедном гусаре замолвите слово,
Ваш муж не пускает меня на постой.
Но женское сердце нежнее мужского
И сжалится, может, оно надо мной.
Я в доме у вас не нарушу покоя,
Скромнее меня не найти из полка,
И если свободен ваш дом от постоя,
То нет ли хоть в сердце у вас уголка? —

тихо напевал Плетнев старинный романс.

В зале офицерского клуба гусары коротали время. За ломберным столом играли в бридж, стучали бильярдные шары, дым от трубок плавал по комнате.

Около Плетнева за большим круглым столом сидели несколько гусаров с мрачными лицами. Несмотря на то что стол явно предназначался для трапезы, на нем не было ни тарелок, ни рюмок, ни бутылок, ни кушаний.

В залу вошел полковник Покровский, поздоровался с подчиненными, приблизился к столу.

– По какому поводу пирушка намечается?

Офицеры переглянулись.

– День рождения у Лыткина! – сказал наконец Симпомпончик.

– Поздравляю! – Полковник сердечно протянул руку.

– Благодарю, господин полковник! – Прапорщик встал, ответил на рукопожатие. – Только он у меня завтра…

– Чего ж сегодня собрались?

– Завтра не до того будет! – подавленно ответил прапорщик. – Завтра не день рождения – день смерти. Спасибо вам за подарок, господин полковник!

– Завтра поминки справлять, – вставил один из гусаров. – Утром шлепнем – вечером выпьем… Весело живем!

– Интересные учения придумали, – съехидничал третий гусар. – Стрельба по живой мишени…

– Так, понятно! – посерьезнел полковник. – Вы свои подковырки бросьте. Шутки для девочек поберегите, а то так подковырну… А ну, слушай команду: отдыхать, веселиться, дурь из головы выбросить! Плетнев, ну-ка, пошли, я тебя на бильярде обставлю.

Плетнев послушно отложил гитару.

– Даю десять очков форы! – сказал Покровский, намеливая кий.

– И без форы обойдусь! – Плетнев был настроен недружелюбно. – Почем играем?

– По три рубля! Разбивай…

Плетнев разбил пирамиду.

– Да… Чтоб не забыть, – как бы мимоходом сказал Покровский, целясь в шар. – Завтра на рассвете поедешь в тюрьму… Три очка в угол. Будешь конвоировать преступника к месту казни…

– Это еще почему? – взвился Плетнев.

– Играй! – прервал полковник. – Видишь, десятка на удар выкатилась…

– Я в охранники не нанимался! Хватит с меня и остального.

– Во-первых, не ори! Бей!

– Десять очков в середину! – пробурчал Плетнев. – Увольте, Иван Антонович…

– Этот якобинец, как я слышал, – понизил голос полковник, – очень опасный элемент… Играю дуплет в середину! Может инцидент случиться – вдруг налетят его сподвижники и отобьют. Потому и посылаю тебя на подмогу. Понял?

– Чего тут не понимать?

– И если ты его упустишь…

– Это я-то? – возмутился Плетнев.

– Не перебивай… Я говорю: если упустишь, понимаешь, что тебе будет?

– Да что вы заладили: «упустишь», «упустишь»!

– Ну, представь, что случилась такая невероятная штуковина – отбили его. Вникаешь?!

– Вникаю, – сказал Плетнев и тут же радостно воскликнул: – Пятнадцатого в угол!

– Плевать мне на пятнадцатого! – вскипел полковник. – Слушай, что я тебе вдалбливаю! Если во время схватки бунтовщик убежит, придется тебя наказать!

– Само собой, – согласился сбитый с толку Плетнев. – Только зачем вы мне это разъясняете? Сам понимаю, что мне тогда будет!

– Чего тебе будет-то, дурень? Ну, гауптвахты неделька. Ну, эполет поручика еще с годик не носить. Зато своим проступком… некрасивым проступком, прямо скажу, пятно с полка снимешь. Товарищей своих от позора спасешь. Понимаешь, какой парадокс образуется? Ты вроде бы виноват, но молодец! С тебя что за спрос? Убежал бунтовщик – и убежал… Ты-то дрался как лев!

– А-а, – начал наконец мучительно соображать Плетнев. – А-а, в смысле… Стало быть…

– Я все думал, кому это рискованное дело можно поручить. Тебе доверяю!

– Так вы бы, Иван Антонович, так сразу и приказали!