Не знаю, есть ли смысл описывать дальнейшее путешествие, в ходе которого сдуревшая зверюга металась по окружающим пейзажам, и мне не стыдно признаться, что порой этот молодой мастер держался за импровизированные поводья зубами. Но даже силы духовного зверя, а ничем иным проклятая животина быть не могла, не бесконечны, и оно начало замедляться, и это было как нельзя кстати. Я начинал ощущать то самое чувство потери, а, учитывая, что откусить мне ногу мохнатая скотина не сподобилась (хотя очень хотела), это могло свидетельствовать только об одном — проход в разлом закрывается, поэтому потихоньку начал направлять бесноватое создание в сторону выхода. Получалось не так, чтобы совсем хорошо, но общее направление мы выдерживали, и не сказать, чтобы вскоре, прибыли на место, из которого я и вылез. Прибыли вовремя: та самая «вертикальная лужа» начала уже покрываться заметной рябью, что, скорее всего, свидетельствовало о том, что существовать ей осталось не так уж и долго. Я направил животину мимо «лужи», и, улучив момент, спрыгнул.
Урок вольтижировки, который мне преподала мохнатая тварь, впрок мне не пошел: то, что должно было напрягаться — онемело, а то, что обязано сгибаться — либо окостенело, либо норовило согнуться не в ту сторону, и в проход я вкатился боком, снеся стол. И это было еще не все: едва я, скрипя зубами, предпринимал попытки встать если не на две, то хотя бы на четыре кости, в проходе показалась мохнатая морда. Судя по выразительной мимике и томному взгляду красных глаз, морда не оставляла мыслей о реванше.
Я не знаю, откуда во мне взялось столько сил, когда меня словно бы подбросило вверх, и я вскочил на ноги и схватил метлу, и со всей своей немалой дури дал наполовину вылезшей из разлома твари по башке. Это оказалось чересчур даже для духовного зверя, и оно, последним усилием ввалившись в комнату, свалилось на пол и временно утратило способность соображать.
Я совершенно без сил свалился рядом.
Проход, тем временем, принялся медленно сворачиваться, напоминая лужицу, в которую положили комок трута, и вскоре свернулся в едва заметное пятнышко. Пятнышко секунду-другую провисело в воздухе, и исчезло. Горшок же рассыпался в глиняную пыль.
— Ы! — ничего более связного мне изречь не удалось.
— Ы!
— Ы!
— Ы!
Меня немного отпустило.
— Старик, — слова плохо проходили через пересохшее и сорванное от воплей горло, — Я и не думал никого ловить.
— Получше? — возмущенно просипел я, — Тебе, может быть, дракона приволочь следовало?
— Хороший выбор?
— Ну ладно, а что насчет этого? — я потыкал метлой в начинающую приходить в себя животину, так и валяющуюся в обломках стола.
Старец меланхолично помолчал.
Что делать с животным дальше я не знал. Нет, как у бывшего деревенского жителя, и как, опять же, у бывшего послушника не самой большой и богатой секты культиваторов у меня имелись некоторые варианты, но все они были сплошь сельскохозяйственного направления. Имелись и иные, с неким гастрономическим оттенком. Но продавать кабанчика на расплод или в лавку мясника дед не собирался, хотя от колбасы из духовного животного, к примеру, лично я бы не отказался, особенно если вспомнить увлекательную экскурсию по достопримечательностям разлома, которой меня обеспечил гостеприимный свин. Однако у учителя были на него другие планы.