О бисере, бусах и прошлом времени. Воспоминания московского коллекционера

Несмотря на все невзгоды жизни в коммуналке, эвакуацию и постоянную борьбу за существование в последующие годы, бабушка неизменно сохраняла оптимизм, большой интерес ко всему происходящему (в последние годы особенно к политике) и неистребимые установки 19 века: дама должна иметь хотя бы одно «струящееся» платье; сумку надо держать на сгибе руки, а не в руке; сережки с глазками годятся только для «горняшек» (горничных); в гостях надо доедать все, что положено на тарелку; в дубленке становишься похожей на машиниста; кофе надо покупать в зернах в «Чаеуправлении» на Мясницкой, а если чего-то нет в магазинах, это наверняка можно купить «у баб на рынке». До сих пор у меня вызывает содрогание, когда интеллигентные милые мамаши на людях спрашивают своих деток: «Ты писать или (еще того хуже) какать хочешь?» Столь же отвратительным представляется и обращение «женщина».

Мария Павловна Юрова, 1955

Когда мы еще жили на Покровке, бабушка как-то раз сидела в комнате за швейной машинкой. На пороге появилась домработница Маша и объявила, что там «какая-то спрашивает Веру Матвеевну». Не поворачивая головы, бабушка поинтересовалась: «Кто? Женщина или дама?» Маша не растерялась, она мгновенно оценила всю глубину вопроса и ответила: «Женщина, хотя и с портфелем». Женщина оказалась доцентом кафедры иностранных языков МЭИ М. Э. Бахчисарайцевой, автором пособия по английскому языку для студентов энергетических вузов, которое до сих пор не утратило своей популярности и было переиздано последний раз в 2010 году.

Сама бабушка оставалась настоящей дамой все 98 лет, которые она прожила. Все окружающие как-то инстинктивно ощущали это и относились к ней всегда с подобающим уважением.

Ул. Чернышевского, д. 10, кв. 38, тел. К7–87-19

Наш дом стоял во дворе на углу улицы Чернышевского (Покровки) и Покровского бульвара. Наискосок от входа в наш двор, на втором этаже двухэтажного дома находился кинотеатр «Аврора», а напротив – сначала трамвайное кольцо, а потом стоянка такси. Именно в этом месте в марте 1953 года кончалась очередь желающих проститься со Сталиным. Мы с мамой шли домой, и она, правда без особого энтузиазма, предложила тоже встать в эту очередь. Стоять в длинной очереди мне не хотелось, я решительно воспротивилась и, возможно, спасла жизнь нам обеим, потому что в давке на Трубной площади погибло в тот день множество народа.

До революции наш дом и дворовые постройки принадлежали купцу Н. И. Оловянишникову, который обеспечивал «предметами культа» (ризами, окладами, паникадилами, иконами и т. п.) почти всю Россию, но особенно он любил колокола и даже опубликовал две книги по исследованию колокольного дела. Как памятник этому увлечению в нашем дворе долгое время стоял маленький домик без окон с толстенными стенами. По рассказам старожилов, в нем испытывали звучание колоколов. В наше время там была сначала керосиновая лавка, а потом какой-то склад.

До революции квартиры в доме Оловянишникова отдавались внаем, а после, естественно, превратились в коммунальные. Наш дом был выстроен с купеческой основательностью: стены были толщиной около метра, и в детстве я летом спокойно загорала на подоконниках. На наш второй этаж вела ажурная чугунная лестница. Высота потолков была около четырех метров. Комнаты отапливались высокими белыми кафельными печами. Зеркало печи и вьюшки выходили в комнату, а дверцы для загрузки дров – в коридор, чтобы кухонный мужик мог выполнять свои обязанности, не мешая хозяевам. Все печные дверцы были литые чугунные с разнообразными античными сюжетами, которые я очень любила рассматривать. Еще одним интересным занятием было пристальное вглядывание в паркет, выложенный большими кубиками, которые, если на них пристально смотреть, переворачивались то вверх, то вниз.

Гости у Юровых на Покровке. Стоят слева направо: сестра деда – Таисия Федоровна, Галина Ясинская. Сидят: бабушка, Зинаида Семеновна Онохриенко, дед. На переднем плане – Василий Ипатьевич Онохриенко (врач-отоларинголог, заведующий сурдологическим отделением Центральной поликлиники слуха и речи), ок. 1925 года

Весной появлялся еще один источник развлечений. Дело в том, что окно моей комнаты, в отличие от остальных окон, было до по-этого дома была щель шириной 15–20 см и глубиной, равной половине высоты окна, поскольку снизу она ограничивалась отливом моего окна. Как только мартовские коты заводили свою военную песню где-то наверху, на коньке крыши, я сразу бежала в свою комнату, чтобы быть на месте ко времени развязки. Немного попев, коты вцеплялись друг в друга и, потеряв всякую осторожность, с грохотом катились по скату железной крыши. А на краю их ожидала моя коварная щель, в которую они проваливались с душераздирающим воплем, пролетали до отлива, ударялись об него и с диким воем, позабыв о своих распрях, выскакивали обратно на крышу и разбегались в разные стороны.