И вот здесь мне пришлось прибегнуть уже не к угрозе обращения к предусмотренному законом механизму «особого мнения», а к непосредственному использованию этого инструмента (который, повторюсь, я своей рукой за три года до этого прописывал в законопроекте и к которому уже вынужден был несколько раз обращаться при подведении итогов других проверок). Я заявил о своем несогласии с решением Коллегии Счетной палаты по результатам проверки, но не в отношении выявленных нарушений, их квалификации и предложений в адрес Генеральной прокуратуры, Парламента и Правительства, а в отношении решения о непредоставлении информации обществу. Письменно оформленное «Особое мнение», в котором, в обоснование несогласия с решением, были кратко приведены и основные скрываемые результаты проверки, я передал средствам массовой информации.
Подробно пересказывать здесь текст «Особого мнения» нет необходимости — документ полностью приводится в Приложении. Заинтересованный читатель из этого текста сможет получить хотя бы минимальное представление о боях, которые происходили и внутри Счетной палаты, в частности, по вопросу о дальнейшей судьбе получаемой информации.[17]
Для работы Генеральной прокуратуры открылось огромное поле деятельности. Во-первых, налицо прямые нарушения закона высшими должностными лицами государства. Во-вторых, при проведении соответствующего расследования вполне можно доказать, например, связь тех, кто предоставлял льготы, а также тех, кто их реализовывал, с первыми посредниками, у которых оседала вся основная прибыль. Конечно, это требует специального и очень серьезного расследования — с применением спецслужб, агентуры, с мероприятиями по защите свидетелей и т.п. Но ведь дело — более чем в треть федерального бюджета — того стоит?
Дело того стоит, но исключительно при условии, что вести его будут органы и лица, независимые и даже специально защищенные от подследственных. Но, в отличие от США, Франции, Германии и других западных стран, таких органов и, соответственно, таковых должностных лиц в нашей системе расследования уголовных преступлений не предусмотрено. И потому в результате — ничего. Абсолютно ничего, что, впрочем, и ожидалось. И именно в силу прогнозирования такого результата работы правоохранительной системы я добивался огласки данных: пусть прокуратура зависима от преступников, но общество-то — свободно?
Конечно, полностью мое «Особое мнение» не опубликовало тогда ни одно издание. Наиболее оперативно и подробно информацию дали «Аргументы и факты» (№ 33, август 1997 г. «Счетная палата знает, куда пропали 37 трлн. руб. Но это секрет»). Во всех же, почти без исключений, прочих сообщениях, в том числе по наиболее важным с точки зрения информирования общества электронным средствам массовой информации (включая «независимые»), важнейшие данные были как бы «случайно» передернуты. Надо полагать, чтобы народ правильнее понял.
Например, тогдашнее «независимое» НТВ в своих новостях, которые, как известно, декларировались как их «профессия», подало информацию так: «Ущерб был нанесен государству деятельностью Национального фонда спорта...» То есть не высшая государственная власть, включая Президента и Правительство, предает и обворовывает своих граждан, а некий нехороший Национальный фонд спорта, который мы, конечно, теперь все вместе, дружно, взявшись за руки накажем. Что ж, действительно, передернуто профессионально...
Таким образом, с одной стороны, достоверная информация до большинства граждан страны доведена не была. Что, впрочем, естественно, ведь не для того же наши средства массовой информации (в том числе и «независимые») существуют. Цели и направленность их деятельности также в немалой степени определяются специфическими, весьма искаженными условиями конкуренции на нашем рынке средств массовой информации.
Но, с другой стороны, «Аргументы и факты» донесли до своих читателей достаточный объем данных. Почему же за этим не последовало буквально ничего, почему общество все это (включая бездействие правоохранительной системы) проглотило молча, как будто так и должно быть? Может быть потому, что у нас, действительно — так и должно быть? Потому, что нет общества?