О Боге Живом

В самом деле, безутешность наша безмерна, ее глубокая горечь неисчерпаема и многообразна как само существование, отпавшее от сердца Божия. Безутешность нужды, которая ранит и изматывает; безутешность тесноты, удручающей взор и не дающей вздохнуть, безутешность тоски, подрывающей силы, безутешность боли, которой никто не смягчит, вины, которая терзает, слабости для которой нет подъема... Безутешность пустоты, когда сердце не знает ни радости, ни боли, когда ничто ему не говорит ничего, дни тянутся без содержания, все происходящее лишается всякого смысла, - а человек при этом знает, как прекрасно было бы любить, но любить не может и «душа его жаждет, точно странствуя по пустынной, бездорожной и безводной земле»... Какая сила может противостоять этой силе?

Послушаем: «Пошли Духа Твоего, и все будет создано заново, и Ты обновишь лицо земли». Знаем ли мы, что это так и есть, - что Он может притти как легкое дуновение, что Он «дышит где хочет, и никто не окажет, откуда Он приходит и куда идет»? Что едва только Он прикоснется к душе, как все станет иным, - прежняя действительность остается и тем не менее все рождается заново? Чувствуем ли мы теперь, что у каждого из нас есть сердце и что каждому из нас тоже дано любить, наполнять все вещи тонким и святым содержанием и сознавать: Да, во воем есть нечто хорошее и; есть смысл - божественный смысл - существовать и не сдаваться?

Когда это происходит с человеком - а Господь нам это обетовал, когда обещал нам Утешителя, - тогда человек постигает, что такое утешение.

В песнопении есть одно выражение, содержащее тончайшую тайну этого утешения. После всех тихих призывов к Отцу скорбящих, Источнику всех даров, Он тут именуется еще «Светом сердец».

Тут - сокровенная святыня, ожидающая, чтобы человек изнутри научился понимать чудо этого Света.

Что существует свет воспринимаемый глазами, мы понимаем, или по меньшей мере думаем, что понимаем: тот свет который исходит от солнца, или от зажженной свечи. Мы еще понимаем более или менее, когда речь идет о свете, просвещающем ум, - нам, ведь, случается его ощущать, каждый раз, когда нам вдруг что нибудь «становится ясным», - но «свет сердечный»? Тут - великая тайна: речь идет о свете, являющемся там, где средоточие живого чувства, - о том, что близость и сущность любимого начинает светиться и сердце со своею любовью перестает быть слепым и становится зрячим - поистине зрячим, только теперь, и так, что только оно по- настоящему видит с глубочайшей ясностью... Речь идет о том, что ясность ума и познания не остается холодной и не только отражает далекий свет, но становится горячей и целиком наполняется Близостью.

Вот оно - Божие утешение: указание пути через пустыню, - тепло, растапливающее то, что застыло и замерзло, - влага, утоляющая жажду бесконечной полноты - целительная сила, восстанавливающая здоровье, - вновь дарованная чистота и красота.

И вот еще что, притом самое важное: это песнопение, как будто рожденное из самой уединенной тишины, ничуть не теряет из виду повседневную жизнь со всеми ее тяготами, со всем ее шумом и нуждой. Тут только и есть настоящее утешение.

Утешение, о котором тут говорится, должно проникать во всю нашу повседневность. Среди работы должно сказаться некое Присутствие, дающее отдых, в жару среди тягот должно повеять освежающим дуновением, среди горя и печали должен сочиться источник утешения. Именно таким должно быть это утешение, чтобы оно не иссякало среди тяжких терзаний существования. Настолько живой должна быть эта жизнь, чтобы никакая превратность не могла ее задушить.

Это должно быть утешением от Бога Живого.

Новое небо и новая земля

Мы уже говорили о таинственной жизни, которая вливается в Человека из Божией любви, «свыше», «с неба», той жизни, которая ему даруется и вместе с тем глубочайшим образом ему самому принадлежит, так, что только в ней он становится тем, чем он по настоящему должен быть. Как же обстоит дело со всем тем, что нас окружает? Только ли человеку предназначена эта таинственная новая жизнь? А со всем тем, что есть в огромном и богатом мире, - с гордыми и благородно- прекрасными горными вершинами, с деревьями и с полнотой и загадочностью их тихой жизни, с красотой звезд, с безмерными силами мироздания, с бездонной вселенной, так глубоко и так мощно утверждающей свое бытие, - со всем этим как? Все великое и драгоценное, что нас окружает, - все это выпадает из тайны даруемой нам божественной жизни? Достигает ли эта жизнь только туда, куда достигает человек?

Некоторым людям свойственно ощущение какого то глубокого ожидания в окружающей нас природе. Точно в ней не только вещи, которые можно взять и использовать, но и нечто большее. Сказки лепечут о повсеместной тайне, о повсеместной тоске и о чуде свершения.

Только ли это игра воображения? Или этим угадывается нечто реальное?