Муж Екатерины Николай Гимер был уволен со службы за пьянство. После того как он окончательно спился и перестал не только содержать, но и навещать семью, Екатерине пришлось поступить акушеркой в больницу. Здесь она полюбила своего сослуживца, некоего Чистова. Молодые люди мечтали обвенчаться, но между ними стоял первый муж Екатерины. Собственно, Николай ничего не имел против того, чтобы жены была счастлива, но обеспечить развод он не мог: даже при признании им любой вины, включая прелюбодеяние, процесс требовал больших денег, а их не было ни у кого из участников этого треугольника. И тогда Екатерина убеждает мужа совершить фиктивное самоубийство. Николай соглашается и оставляет на берегу Москвы-реки свою старую одежду, документы и записку с просьбой никого не винить… Через несколько дней Екатерина, вызванная в полицию, «опознала» очередного утопленника и похоронила его честь честью.
Бывший муж, ставший «живым трупом», отправляется в Петербург, подальше от людей, которые могут его узнать. Но попав случайно в участок, спьяну признается во всем… Суд приговорил обоих «преступников», и мужа, и жену, к ссылке в Сибирь. Но чтобы туда попасть, осужденные должны были за свой счет оплачивать дорогу и конвой. В противном случае им предстояло идти пешком «по этапу», и слабое здоровье Екатерины не позволяло надеяться, что она дойдет до Енисейской губернии живой. На счастье обоих супругов об их злоключениях узнал известный общественный деятель и юрист Анатолий Кони. По его ходатайству приговор был пересмотрен и заменен годичным тюремным заключением.
Впрочем, свобода от семейных уз уже была для всех желающих не за горами. Сразу после Октябрьского переворота в стране были изданы два декрета: «О гражданском браке» и «О расторжении брака». Они объявляли полную свободу развода. Теперь развестись можно было через гражданский суд, причем в одностороннем порядке. Конечно, «развенчать» церковный брак гражданские власти не могли, зато они могли и без этой процедуры выдать молодоженам новое брачное свидетельство. Заключение брака теперь происходило незамедлительно, а расторжение — очень быстро и просто.
Всем, наверное, памятны брак и развод Остапа Бендера с гражданкой Грицацуевой, происшедшие в конце 1920‐х годов. Остап женился на «знойной женщине», как только узнал, что у нее находится вожделенный стул, — никакого срока на обдумывание своих намерений от молодых не потребовали. Сколько времени потребовалось «бриллиантовой вдовушке» на развод, история умалчивает. Но в романе «Золотой теленок», прибыв в Черноморск, великий комбинатор думает: «Сейчас я, кажется, холост. Еще недавно старгородский загс прислал мне извещение о том, что брак мой с гражданкой Грицацуевой расторгнут по заявлению с ее стороны и мне присваивается добрачная фамилия О. Бендер». Как можно видеть, ни согласие, ни даже присутствие мужа не понадобились.
Российская православная церковь значительно расширила права супругов на развод практически одновременно с советской властью (на соборе 1917–1918 годов). Когда новые церковные законы еще только обсуждались, член Поместного собора, крестьянин из Ярославской губернии, Н. Г. Малыгин сказал: «Не губите деревни принятием этой статьи; там эта статья совершенно неприменима. Если принята будет эта статья, то в деревне хоть каждый день разводись». Подобной точки зрения придерживался и крестьянин из Олонецкой губернии, член отдела церковной дисциплины А. И. Июдин — он опасался, что теперь мужья будут нарочно избивать жен, чтобы те подали на развод, и заявил, что свобода разводов приведет «к служению антихристову».
Впрочем, в России в те годы были другие, более веские основания опасаться царства антихриста. А новая власть через некоторое время ужесточила процедуру гражданского развода, хотя он и остался вполне доступным для желающих.
Советский Союз, а потом и Россия, в вопросе сексуальных реформ, как и в некоторых других вопросах, шли своим путем, пугая мир революционными прорывами, скатываясь в махровую контрреволюцию и в конце концов, с небольшим опозданием, перенимая завоевания Запада.
Ленин, как сообщает Клара Цеткин, говорил: «Формы брака и общения полов в буржуазном смысле уже не дают удовлетворения. В области брака и половых отношений близится революция, созвучная пролетарской революции». Правда, в той же самой беседе вождь победившей социальной революции о предсказанной им революции сексуальной выразился туманно, сообщив, что «избыток половой жизни не приносит с собой жизнерадостности и бодрости, а, наоборот, уменьшает их. Во время революции это скверно, совсем скверно». После чего порекомендовал молодежи «здоровый спорт, гимнастику, плавание, экскурсии, физические упражнения всякого рода…». Так что не вполне понятно, как именно видел Ильич грядущие сексуальные преобразования и в чем должна была заключаться их революционность. Но плохая проработанность теоретической базы была с избытком восполнена инициативой победившего пролетариата на местах.