О брачной и внебрачной жизни

Но все-таки основной причиной, по которой церковь в синодальный период (с 1700 по 1917 год) допускала развод, становится прелюбодеяние, причем не только жены, но и мужа (раньше муж отделывался епитимьей). Практическая невозможность разойтись по любой другой причине, кроме прелюбодеяния, толкала супругов на необходимость выслеживать друг друга и поливать грязью. Этого порой не могли избежать даже самые достойные в других отношениях люди.

Так, знаменитый полководец Александр Суворов в челобитной, которую он подал в духовную консисторию, писал о жене, что «…сперва оная Варвара, отлучась своевольно от меня, употребляла тогда развратные и соблазнительные обхождения, неприличные чести ее», что, «презрев закон христианский и страх Божий, предалась неистовым беззакониям явно с двоюродным племянником моим С.‐Петербургского полка премьер-майором Николаем Сергеевым сыном Суворовым, таскаясь днем и ночью, под видом якобы прогуливания, без служителей, а с одним означенным племянником одна по дворам, пустым садам и другим глухим местам…».

Консистория не сочла прогулки женщины, даже и по глухим местам, в присутствии родственника достаточным основанием для развода. Но Суворов с присущим ему напором продолжал бомбардировать святых отцов подробными описаниями «бесчинств» своей супруги. В разводе ему все-таки было отказано. Тогда полководец попросту отослал от себя свою супругу с сыном, которого он отказался признать своим. Дочь, которую отец все-таки признал, была определена им в Смольный институт с категорическим запретом на общение с матерью.

Варвара Ивановна многие годы жила в крайней бедности (Суворов выделил ей на содержание сына 1200 рублей в год). Она писала мужу: «Не имея дома, экипажа, услуги, …живу у брата… И так рассуди милостиво: при дряхлости и старости каково мне прискорбно не иметь себе пристанища верного и скитаться по чужим углам». На «дряхлость и старость» сорокапятилетняя супруга полководца жаловалась, по-видимому, преждевременно, но проблемы у нее действительно были — она просила мужа о материальной помощи (22 тысячи рублей на погашение долгов; для сравнения — годовой оклад полного генерала в екатерининские времена составлял около 4200 рублей), а также о том, чтобы он разрешил ей общаться с дочерью. Однако Александр Васильевич отказал жене, и только вмешательство Павла I привело к тому, что этот весьма небедный человек, имевший 50 тысяч рублей ежегодного оброка, согласился выплачивать супруге пенсию в размере 8 тысяч рублей в год.

Но если бы официальный развод Суворовых состоялся, положение его супруги могло бы стать еще хуже. После развода виновной стороне не только запрещалось вступать в повторный брак — разрушитель семейных уз мог понести и дополнительную кару в зависимости от своей вины и социального положения. Это могла быть насильственная отсылка к родителям, пострижение в монастырь, наказание плетьми…

Впрочем, чтобы прелюбодеяние считалось доказанным, нужны были показания нескольких свидетелей, а таковых далеко не всегда можно было найти. Так, в 1748 году жена вице-сержанта Петра Языкова Мария подала прошение о разводе ее с мужем по причине его прелюбодеяния. В ответ муж подал встречный иск об измене жены. Собственно, и муж и жена хотели одного и того же — свободы. Торг шел из‐за права вступить в повторный брак, каковое предоставлялось только потерпевшему. Но к тому времени, когда развод завершился, этот вопрос потерял актуальность: процесс длился 20 лет. В конце концов он был выигран женой (при поддержке императрицы).

Невозможность получить законный развод привела к тому, что в XVIII веке среди низших слоев населения получили распространение так называемые «разводные письма», которые не имели юридической силы, но все же придавали фактическому разрыву супругов какую-то видимость приличия в глазах окружающих. Супруги подписывали эти письма друг для друга, после чего порой вступали в новый «брак», который не признавался ни законом, ни Церковью, но иногда признавался друзьями и родственниками. Это было продолжением традиции, идущей еще со времен Ярослава. Нередко случалось, что такие письма, вопреки указам Синода, оформляли для своих прихожан сами священники. Ведь Синод был далеко, а от прихожан священник, особенно сельский, находился в определенной зависимости.