o c24ec28d571a6d65

моя – девушка улыбнулась, - едва до трех дотягивает, маленькая она, ровно ты».

- Не понесла ты еще? – спросила Василиса, гладя сына по голове, что-то воркуя.

- На все воля Божия, - сердито ответила Федосья и принялась расставлять на столе горшки

и туески. «Как заснет он, давай, сбитень тебя научу варить, и ягоды я принесла, из них тоже

питье можно делать, полезное».

- Как какая женщина неплодная, - задумчиво заметила Василиса, - муж может младшую

жену взять. У сродственников наших так было. Но если ты старшая жена, то ты уж в чуме

хозяйка, даже если у тебя детей нет. Младшая жена все делает – рожает, рыбачит, готовит,

а ты только сидишь, вышиваешь, да с мужем спишь, - младшая девушка рассмеялась.

- Христиане сие не делают, - Федосья на мгновение приостановилась с ложкой в руках,

застыв, вспомнив беломраморные покои, где жили они с матушкой, соленый ветер с

Золотого Рога, и то, как наставник играл с ней в шахматы.

«А я ведь вспомню турецкий, если там окажусь, - смешливо поняла девушка. «Да и

персидский тоже, хоша я его и не доучила. Господи, да о чем это я, какой Стамбул! – она

посмотрела на Василису и сварливо сказала: «Ну, у тебя дитя спит давно. Вставай, да сюда

иди, и слушай, что я говорю, а то у меня детки еще сегодня придут к батюшке – заниматься».

- Ты воеводу-то нового видела? – спросила Василиса, размешивая мед. «Он в избе у Ермака

Тимофеевича поселился, говорят, перестраивать ее будет, мало места ему. И острог зачали

возводить, Григорий Никитич цепи кует. Стрельцов вон, сколько приехало – и по улице из-за

них не пройти.

- То не воевода, а брат его всего лишь, - кисло ответила Федосья. «Воевода сейчас с Волком

новую крепостцу ставит, Тобольск будет называться. Великим Постом обещались тут быть, а

может, и позже».

- Скучаешь? – Василиса на мгновение положила свою руку на тонкие, длинные пальцы

подруги.

- Скучаю, конечно, - вздохнула Федосья, но тут, же тряхнула укрытой платком головой:

«Ничего, батюшка скоро приедет, порыбачим с ним, на оленях поездим, а ты, небось, уже и

забыла, как нартами-то править?» - она подтолкнула Василису.

- Ничего я не забыла, - та потянулась и чуть покачала колыбель. «Женских нарт нет, а отец

твой на свои нарты не пустит».

- Так у тебя и кровей уж нет, - расхохоталась Феодосия.

- У тебя ж есть, - взглянула на нее младшая девушка. Федосья ничего не ответила.

В маленькой горнице было жарко натоплено. Федосья рассказывала детям сказку по-русски,

медленно, объясняя на остяцком языке незнакомые слова.

- И вот, - таинственно сказала она, - приехал Ермак на земли сибирские и стал там жить.

Живет полгода, живет год, а может быть и два. А потом узнал Ермак: живет где-то в лесах

остяцкий князь, и имеет этот князь большую силу, богатую землю. Мало-помалу стал Ермак с

двадцатью пятью людьми пробираться туда.

Приехал в землю остяцкого князя, Тайбохтой его звали, и стал там жить. Мало-помалу,

подружился Ермак с князем. Стали жить и есть вместе с Тайбохтоем, и так подружились, что

ночь не проведут друг без друга и дня не проведут друг без друга. Так однажды за питьем, за

едой, за дружеской беседой Ермак Тимофеевич и говорит:

- Тайбохтой, у меня есть один разговор; не знаю, понравится тебе или нет, если рассказать.

Если понравится - рассудим, не понравится - отклоним. - Я вот все думаю: живем мы здесь, в

темных лесах, ничего не знаем, а ведь есть у нас царь - хозяин земли русской. Людей,

живущих помимо воли царя, не должно на Руси быть. Я думаю дать тебе, князь, совет: надо

вам, остякам, кто хочет, принять веру русскую, - так Ермак сказал.

- И приняли? – спросил кто-то из детей.

- Кто хотел, тот принял – улыбнулась Федосья, - вон, и вы все у нас крещеные, и родители

ваши тако же, а вот князь Тайбохтой не захотел, и другие – тоже. Ну, Ермак его и не

неволил, заключили они договор на веки вечные, что остяки будут под рукой царской,

воевать за царя будут, ясак приносить, а с верой – то дело каждого человека, пусть сам

решает.

- А правда, что Ермак, как погиб, так птицей обернулся, и парит сейчас над землей? –

мальчик, - лет семи, - сощурил темные глаза. «Мне отец говорил – следит атаман с небес, и

если где кого обижают, так он спускается, и обидчика наказывает».

- Вот, - крикнул кто-то из детей, - а ты меня в снег толкнул на дворе. Сейчас атаман Ермак

прилетит, и плохо тебе будет.

- Обижать никого не надо, - улыбнулась Федосья, - Иисус нам заповедовал любить друг

друга. А Ермак Тимофеевич, - она перекрестилась, - в обители небесной пребывает, вместе

с праведниками, и нам надо за душу его молиться.

Яков Чулков, что стоял, прислонившись к двери большой горницы, усмехнулся. «Вот что за

сказочки сия инородка-то рассказывает».

- Сие не инородка, - обернулся Григорий Никитич, что ладил для батюшки скамью, - а

Федосья Петровна Волк, жена Михайло Даниловича, что тебя на Тоболе встречал.

- Жена, - протянул Чулков. «Тут таких жен, я смотрю, полная крепостца – сегодня одна,

завтра другая».

Гриша отряхнул руки и распрямился во весь рост, презрительно оглядев юношу. «Сие жены

венчанные, православные христианки, - холодно сказал он, - так что ты руки свои к ним не

тяни».