o c24ec28d571a6d65

- Давид! – удивилась Эстер. «Да ты что! Я тихо, никто не заметит – как это так, это ведь

заповедь. А если у нас сын родится – ты что, и обрезать его не собираешься?».

- Обрезать я могу его сам, - жестко ответил Давид. «Об этом никто не узнает. А свечи могут

увидеть. Надо быть очень, очень осторожными, Эстер».

- Да ты, что, боишься, что ли? – удивилась жена.

Он ничего не ответил, но сейчас, глядя в спокойные глаза нового инквизитора – красивого,

высокого мужчины лет сорока, Давид вдруг почувствовал страх – липкий, отвратительный,

будто паутина, которую он видел в джунглях на севере, когда ездил туда за травами –

огромная, натянутая среди деревьев.

С нее капала какая-то жидкость, собираясь в лужицы на примятой траве. Он, было,

потянулся к ней, как почувствовал на плече руку индейца-проводника. «Смерть, - сказал тот,

бесстрастно глядя на Давида.

Смерть, как там, в джунглях, была вокруг – стоило сделать неверный шаг, как его ждали

пытки и костер.

Он так и сказал об этом Эстер, ночью, в постели, когда они только приехали в Лиму, и она

ответила, вздохнув, погладив его по голове, - будто мать:

- Есть страх, а есть честь и долг, Давид. Мою мать столкнули с моста под лед, потому что

она отказалась креститься. Меня спас незнакомый человек, русский – он прятал меня,

кормил, ты думаешь, ему было не страшно? Надо просто быть человеком – тогда бояться

нечего».

- Знали? – повторил архиепископ, и Давид, сам не понимая, что делает, сполз со скамьи и

встал на колени, ощутив могильный, зябкий холод каменных плит.

- Простите меня,- сказал он, дрожащими губами. «Я все расскажу, все. Простите».

- Сейчас этот мерзавец, спасая свою шкуру, предаст девочку, и она пойдет на костер, -

бессильно подумал Джованни. «И мы ничего не сможем сделать».

Мужчина говорил, оглядываясь, прерываясь, облизывая губы, а Джованни все смотрел на

него – бесстрастно, будто желая запомнить его лицо – на всю жизнь.

- Ну хорошо, дон Диего, - вздохнул его преосвященство, - предположим, я вам верю – вы

знали, венчаясь, что ваша жена – конверсо, но скрыли это. Что, конечно, очень плохо, и

заслуживает наказания. Но вы-то сами – чисты, или тоже – замараны?

- Нет, нет, я испанец, я католик, - забормотал мужчина.

- А ну встаньте, - приказал его высокопреосвященство. «Расстегнитесь».

- Я болел, в детстве, - мужчина вдруг заплакал - крупными, быстрыми слезами. «Есть такая

операция, я могу вам показать, в книгах».

Джованни брезгливо поморщился и тихо сказал: «По-моему, и так все понятно, ваше

высокопреосвященство».

- Пошлите к вице-губернатору, отец Альфонсо, - велел архиепископ. «Пусть препроводят

донью Эстеллу к нам, сюда, - все же святая инквизиция призвана увещевать грешников, а не

карать их. Карают пусть светские власти».

Ди Амальфи что-то шепнул на ухо архиепископу. Тот улыбнулся: «Это вы хорошо

придумали, святой отец».

Он посмотрел на стирающего слезы с лица мужчину и сказал, поигрывая пером: «Церковное

покаяние – ну, это понятно, и наказание кнутом. Разумеется, мы не можем более держать

вас в университете, ну, и набор книги придется рассыпать – сами понимаете, дон Диего,

вели бы вы себя благоразумнее, ничего бы этого не было».

- Пожалуйста! – мужчина опять оказался на коленях. «Я прошу вас, только не книга! Это же

медицина, наука, а не теология!».

- Впрочем, - архиепископ погладил пухлые, ухоженные щеки, - трибунал может пересмотреть

свое решение. Если вы, дон Диего, не будете упрямы, и ответите еще на несколько

вопросов. Честно, а не так, как вы это делали раньше.

- Я все расскажу, все! – всхлипнул Давид и Джованни, посмотрев ему в глаза, мысленно

вздохнул: «Господи, как хорошо, что я успел в Кальяо».

-Видите ли, дон Диего, - его высокопреосвященство вздохнул, - город у нас маленький, люди

на виду. Например, ваша жена. Женщина красивая, сами понимаете, на нее обращают

внимание. Например, на то, что она два раза в месяц ездит в Кальяо. Одна.

- У нее там подруги, - сглотнув, ответил Мендес. «Ну, или любовник, я не знаю, наш брак, -

он покраснел, - уже давно только формальность».

- Ах, вот так, - задумчиво протянул архиепископ. «Индейцев – не тех, что приняли учение

нашей святой церкви, а тех, что так и упорствуют в своих заблуждениях, она тоже навещает.

Не иначе, как и там подруг завела».

- Она собирает травы в горах. Для снадобий, - тихо ответил Мендес.

- Отец Джованни, - повернулся к нему архиепископ, - у нас ведь есть дыба?

- Есть, - глядя прямо в глаза Мендесу, ответил священник.

- Не надо, нет, - Мендес распростерся на полу. «Она передает сведения англичанам, о

серебре, о караванах, что идут с рудников. Я все расскажу – только я здесь не при, чем, это

все она!»

«Был бы у меня под рукой пистолет», - злобно подумал Джованни. «Господи, ну кто же знал,

что он обернется такой мразью».

Мануэла открыла дверь солдатам, и отступила в прохладную тишину комнаты.

Эстер подняла голову и спокойно сказала: «Милый, ты допиши вот эту строчку, со слогами, а

потом мне придется уйти».

- Надолго? – озабоченно спросил Хосе и окунул перо в чернильницу.

- Боюсь, что да, - вздохнула Эстер, и, поднявшись, сказала: «Вы позволите мне взять кое-