Мои воспоминания явно коррелировали с тем, о чем говорил Джеймс: о разнице между кратковременным и длительным стрессом, об адаптации, которая работает какое-то время, пока не заканчивается истощением. Он привел в пример местных косоваров, работавших переводчиками для ООН в Митровице (север Косово). Одна женщина не могла смотреть на мужчину, после того как увидела, как его избивали; другую мучали кошмарные сны о ночи, когда она услышала через стену крики – там избивали людей. Работники офиса Трибунала в Гааге, занимавшиеся сортировкой фотографий и интервью, страдали от посттравматического синдрома. Джеймс выразил надежду, что отпуск позволит им восстановиться и продолжить свою работу.
Джеймс также рассказал, что консультировал «высокопоставленного штатного сотрудника ООН, пожелавшего остаться неназванным», работавшего в Руанде. Этот мужчина принял младенца из рук местной женщины, сказавшей, что это ее последний выживший ребенок. «Пожалуйста, заберите моего ребенка, – умоляла она, – я не могу больше видеть, как умирают мои дети». И в этот самый момент младенец умер. С тех пор человека мучило чувство вины и бессилия, а также преследовали приступы плача и ночные кошмары. Джеймс организовал для него психологический дебрифинг, после чего тот взял шестимесячный отпуск и улетел в Нью-Йорк. Думаю, этот человек все еще восстанавливается.
Я слышала о психологическом дебрифинге, но так и не поняла, что именно он собой представляет. Джеймс определил психологический дебрифинг как психологический, образовательный и когнитивный процесс, цель которого не заставить вас забыть какие-то неприятные события, но найти им такое место, чтобы они не мешали двигаться дальше. Нашей команде пообещали, что перед тем как мы покинем эту миссию, Джеймс проведет с каждым «дебрифинг по передислокации», чтобы подготовить к обычной жизни. (Увы, со мной так никто и не провел дебрифиниг. А я очень этого ждала.)
Джеймс призывал нас следить за своим состоянием – физическим и ментальным. Также он напомнил нам, что поддержка со стороны коллег имеет огромное значение: надо со вниманием относиться к тем, кто нас окружает. И если ты видишь, что коллега на грани истощения, помоги ему – поговори с ним, поддержи. Я думала, что поддерживать физическое здоровье не составит проблем – буду ежедневно прогуливаться у реки в Призрене, а вот насчет ментального… Ну-у-у, надеюсь, я справлюсь. Мне понравилась уважительная реакция моих коллег на Джеймса. С большинством из них я едва была знакома и почти не разговаривала, но начала присматриваться: с кем из них я могла подружиться, кроме Жюстин?
Мой энтузиазм немного поутих после того, как Джеймс спросил, есть ли у нас комментарии или вопросы. Один человек, американец, поднял руку, и Джеймс дал ему слово. Тот, выдержав непонятную паузу, сказал: – Как здесь пользоваться телефонами?
Джеймс спокойно ответил:
– Ну вы берете трубку, дожидаетесь гудка, а затем набираете номер. И да, стоит купить телефонную карточку. Они продаются на почте.
Думаю, все были смущены бестактностью нашего товарища по команде. Я не хотела, чтобы у Джеймса возникло впечатление, будто мы игнорируем вопросы, связанные со стрессом и эмоциями, но опасалась стать мишенью для насмешек, как в Кибуе. К счастью, Том Грейндж и Альдо Боланьос защитили нашу репутацию.
Том, бывший полицейский из Штатов, растрогал меня, сказав, что он побывал по обе стороны войны:
– В 1968 году, во время битвы за Сайгон во Вьетнаме, мы думали, что помогаем людям. Мы ошибались. Теперь я хочу помогать тем, кто не может защитить себя.
Альдо, археолог из Перу, с которым я успела поработать в Брчко, задал вопрос о сне, который он видел в Боснии в прошлом году. Он убегал от гнавшихся за ним солдат, а затем упал на колени и умолял их: «Пожалуйста, не убивайте меня», – но ему выстрелили в голову. Джеймс ответил, что Альдо, должно быть, идентифицировал себя с телом, которое видел в могиле, а во время сна его мозг просто пытался переварить эти впечатления. Я была благодарна Альдо не только с личной точки зрения, но и потому, что он показал: даже опытный археолог может испытывать стресс. Я была удивлена, что ему снились кошмары в то время, когда он был в поле. Обычно я начинала видеть кошмары уже после того, как прилетела домой, а в поле – в поле сны были похожи на какое-то марево.