О чем говорят. По ту сторону экрана

– Ты же знаешь, что ради тебя я готов на все. Даже стать Шерлоком Холмсом… Хотя… вряд ли сотрудник Скотленд-Ярда может заинтересовать такую женщину, как ты. Слишком мелко… Может, служба MI-5? Джеймс Бонд? А ты будешь его девушкой! – Я подошел к ней сзади и прижал к стеклу, расстрелянному каплями дождя.

– А у Джеймса Бонда есть наручники, чтобы приковать меня к батарее? – Она чуть прикусила нижнюю губу и сильно потянула меня за волосы.

Алкоголь помог ей с легкостью перевоплотиться в спутницу агента 007. В этой роли в номере 815 Марина была не хуже Ингеборге Дапкунайте, которая в эту минуту наверняка смывала грим после «Монологов вагины» в Лондонском Посольском театре в двух кварталах от нашей гостиницы.

В считаные доли секунды промелькнула мысль, что нужно написать благодарность руководству отеля за то, что в номере в качестве комплимента они оставляют не фрукты, не конфеты и даже не минеральную воду, а все необходимое для хорошего коктейля. Но боль от того, что из моей головы Марина сооружала декорацию для сказки про репку, стала невыносимой, и я снова вернулся к блеску ее глаз.

– Тебе нравится делать мне больно?

– Мне НЕ нравится, когда ты думаешь о посторонних вещах рядом со мной, – в голосе послышались властные нотки.

– Если ты не отпустишь еще несколько секунд, я останусь без волос и буду похож на Федю Бондарчука. Ты этого хочешь? – моя ладонь коснулась ее губ, и она укусила ее.

В этот момент, отпустив в себе все животные инстинкты, левой рукой я ударил ее по щеке, задев переносицу. Кровь не заставила себя ждать, и три крупные капли оказались на стекле. Марина застонала. В дверь номера позвонили.

– Явка провалена. За нами пришли… – Она обреченно наклонила голову. – Помни! Что бы со мной ни случилось – не верь!!!

И мы продолжили эту домашнюю антрепризу…

С утра за окном висит мокрая и серая московская печаль. Не самое радужное настроение, помноженное на невозможные дорожные пробки, и в результате до входа в Останкинwood добирается далеко не лучшая часть меня. Днем – тяжелый эфир, во время которого опять подрались два депутата Госдумы. Что они себе позволяют? Можно подумать, они у себя – заседают на Охотном Ряду, дом 1.

В общем, к вечеру моя утренняя хандра не только не развеялась, но и переросла в небольшой психоз. Как мне надоели эти бесконечные авралы, эти проблемы с гостями! Включаю телефон, и на меня тут же обрушивается шквал звонков. Самое потешное – предложение принять участие в какой-то фотосессии, причем немедленно. Я кричу, и мне не стыдно. Сажусь в кресло, и Стасик начинает смывать с меня грим.

– Слушай, а может, тебе в депутаты податься? – пытается меня развеселить Стасик. – Смотри, как здорово: отметелил коллегу на заседании и сбросил негатив. И тебе за это слава и почет…

Я прекрасно понимаю, что Стасик пытается меня разболтать, и ценю это. Но куда-куда, а в депутаты мне явно не хочется.

– Скажи на милость, зачем мне депутатство? Прически не хуже, чем у Слиски, ты мне и так делаешь…

– Что значит не хуже?!

Боже, опять начинается. Сейчас он заведется.

– Зато с мигалками будешь ездить, – мечтает Пятницкая. – И все гаишники будут махать тебе вслед белыми платочками…

– А по-моему, Андрей, тебе там самое место, – подключается к «разблокированию» моей особы Лариса. – Эфиров у тебя было больше, чем у Жириновского, и каждый зритель – в копилку электората…

– Со зрителей, – я все еще неприступен, но помаленьку сдаюсь, – подписи не соберешь.

– А здесь, в студии? Как ты думаешь, сколько народу у нас здесь побывало?

Все озадачены, то есть пытаются решить эту задачу. Если в день в студии находится: 250 зрителей, 10 участников программы, итого 260 умножить на 20 передач в месяц. Это 5200 человек. Умножаем их на 11 месяцев (три недели отдыха плюс праздничные дни)… Все путаются и уличают друг друга в незнании таблицы умножения. Потом Юля берет в руки калькулятор и выводит «Итого»: получается, все мы видели около 275 000 человек в год. А так как шоу в эфире уже три года, то практически в студии побывало население среднего города России.

После завершения сеанса высшей математики вдруг громко ойкает Бойко:

– Надо же Айзеншпису поднабрать, напомнить, что послезавтра эфир, – и выносится в коридор. – Алло! – слышим мы ее удаляющийся голос. – Юрий Шмильевич? Это Наташа, Первый канал!

Честно говоря, мое плохое настроение связано не только с погодой, не только с авралом и, разумеется, не с депутатами. Со вчерашнего дня я не могу дозвониться до Марины. Прошел только один звонок – в день моего возвращения в Москву.

– Приве-ет, – лениво тянет она. – Не могу сейчас говорить, я во Франции на переговорах… Перезвоню.

Во Франции? А у меня определяется лондонский оператор…

И тогда я звоню лучшему другу. Кроме него, мне сейчас никто помочь не сможет…

Мой звонок застает Андрюху в процессе освещения очередного раунда германо-российских межправительственных консультаций, которые проходили где-то на севере Германии.

– Мне нужна твоя помощь, – начинаю я с места в карьер, безо всяких там прелюдий.