О чем говорят. По ту сторону экрана

Но, как ни ухищряйся, пресловутая вода из колодца никуда не денется. При первых признаках известности сразу несколько бульварных изданий непременно наведаются на вашу малую родину, чтобы пройтись по следам вашей школьной жизни. И если вы не оставите себе пути отступления, то ваша первая учительница обязательно раскроет глаза общественности на то, каким вы были лентяем, обманщиком и хулиганом. Желательно, чтобы и она, и ваши школьные друзья отзывались о вас с уважением, зная, что и они когда-то подавали большие надежды, но в связи со своей леностью, бесперспективностью, а главное – отсутствием в них Робби Дерипаски так и остались на плохо расчищенном катке. Правда, теперь на нем катаются их дети.

* * *

Первые впечатления от этого города действительно были очень сильными. Когда наш герой вышел из поезда и людской поток вынес его на бескрайнюю площадь Трех вокзалов с высоткой гостиницы «Ленинградская» справа и каким-то широченным проспектом слева, Андрюша замер в восхищении и на время потерялся в пространстве.

А что вы хотите от парня, который в своей жизни не видел ничего прекраснее финской деревни (ну ладно, это был занюханный городок), куда они ездили в девятом классе по школьному обмену?

Зажав в потном кулачке серебряную медаль за окончание школы, прижимая к груди потрепанный папин чемодан, вытягивая тощую юношескую шейку поверх толпы, дитя ехало на станцию «Академическая». Неподалеку от которой пролегала улица Шверника, куда селили всех абитуриентов журфака МГУ.

Как я уже говорил, сначала его мечтой было поступление в мореходку, чтобы впоследствии получить дипломированную возможность носить подносы со жратвой на судах загранплавания. Но честолюбивый Робби Дерипаска в нем вовремя проклюнулся. Если точнее, я тогда чуть стукнул недоросля по его черепной коробке, и в начале восьмого класса он впервые задумался о другой профессии. И хотя, буду откровенен, думать ему в те годы было особенно нечем, парень все же догадался, что путь в журналистику будет менее тернистым, если прямо сейчас начать сотрудничество с местной газетой. И вот 14-летний отрок, получив задание в отделе новостей, уже несет в клюве свою первую заметку.

Информационный повод был неплохой – все происходило в преддверии 8 Марта, и в местной теплице вырастили алые тюльпаны. Разумеется, ничего занятного написать об этом было невозможно (уже скажите спасибо, что это были не гвоздики). И все же… Когда редактор взял из дрожащих, еще не остывших после прилива вдохновения рук Андрея листок с напечатанным на машинке текстом, то сначала закашлялся, словно чем-то поперхнулся, но через минуту пришел в себя (вот что значит профессионализм!) и прочел заголовок заметки:

– «На улицах нашего города скоро загорятся красные фонарики».

Пока новоиспеченный автор, заикаясь от смущения, объяснял свое поэтическое видение флоры, редактор думал о своем простатите и неосуществленной мечте хотя бы одним глазком увидеть витрины амстердамского квартала красных фонарей. Приятель из мурманского пароходства рассказывал, что там такие мулатки за стеклом, что…

Так беспомощная детская заметка под заголовком «Красные фонарики» появилась в печати, а Андрей Малахов вступил на путь, о котором Марк Бернес (звезда эстрады 60-х, советский вариант Фрэнка Синатры) пел так: «Трое суток шагать, трое суток не спать, ради нескольких строчек в газете»). Хотя меньшие романтики в этой профессии умудряются писать в те же газеты и журналы после перелета первым классом компании Thai Airways International или классом «Империал» в «Трансаэро» и чудесного сна на кроватях «Plaza Anthenee» или «Waldorf Astoria», особенно если последний отель расположен в Лондоне, а не в шумном Нью-Йорке. Но таких репортерских командировок добиваются, разумеется, единицы, все остальные спят черт знает на чем и добираются до «горячих точек» (речь в данном случае идет не о купании в исландских гейзерах) чартерными рейсами.

* * *

Малахов уже пробежался с заманившей его сюда корреспонденткой по всем жизненно важным коридорам ДАСа. Кстати, задрипанным не менее, чем коридоры и туалеты Останкино. Мелькнувшая было мысль поискать что-то латентно-звездное здесь сразу улетучилась, студенческо-аспирантский муравейник пуст. Ближе ко второй половине лета уехали даже самые стойкие почитатели столицы, но эхо бурной жизни все еще блуждает по лестничным пролетам, залетая иногда в опустевшие кельи…

Вот и наша комнатушка…

Андрей затих, да и мне нечего ему сказать – никаких особых чувств эта давно чужая комната у меня не вызывает. Хотя нет. Вызывает вопрос: что, собственно говоря, мы тут делаем столько времени? Чего ждем? Легкий пинок по самолюбию (граф, что вы делали столько времени под Смоленском?), и мое Эго послушно закипает:

– Скажите, долго еще это продлится? У меня совершенно нет времени!

– Ой! – выдает фальшивый восторг худенькая корреспондентка, заманившая нас в эту дыру. – Понимаете, сейчас должна подойти одна девушка… С матрасом.

– А с веслом? С веслом никто не должен подойти? – с убийственным апломбом вопрошает Малахов. – Все, я пошел.