О чем говорят президенты? Секреты первых лиц

Андропов был действительно человеком с ясной головой, чем резко выделялся из среды посредственностей, окружавших Брежнева. Догадываясь об этом, одни открыто недолюбливали его, другие тихо завидовали и молча терпели. Поэтому он не мог рассчитывать на их поддержку, в которой остро нуждался. И, тем не менее, в отношениях с коллегами он никогда не руководствовался местью, но всегда разумом. Так было и когда над министром иностранных дел сгустились тучи. Андропов не дал побегу Шевченко перерасти в крупный политический скандал, тем самым он сохранил репутацию Громыко, превратив его из противника в союзника и заручившись его, скажем прямо, солидной поддержкой в Политбюро. Умение превращать неприятное в полезное всегда заслуживает уважение.

Какой-то невидимый режиссер свел воедино окончание рассказа с завершением обеда. Я поблагодарил своего собеседника за совместное участие в трапезе и за интересный рассказ, поле чего мы тепло попрощались. Меня он знал как участника конференции, имя которого и происхождение стояли в программе. Мне же он представился как бывший сотрудник Государственного департамента. Оставлять визитную карточку посчитал излишним.

Из ресторана возвращались пешком, и всю дорогу до гостиницы я размышлял над тем, чего было больше в только что выслушанном рассказе: зависти, осуждения или чего-то другого. И только войдя в холл гостиницы, я неожиданно четко представил себе душевное состояние американца, которое сформулировал его же словами: то была сумма от сложения сочувствия и презрения.

В тот же вечер для участников конференции был устроен ужин, который оставил у меня приятные ощущения и, одновременно, вызвал отвратительные воспоминания.

Общение с иностранцами в Америке имеет особый аромат. Невольно воспринимаешь иноземцев, как, впрочем, и самого себя, пришельцем из другого мира, что, несомненно, роднит с ними.

— Извините, я хорошо знаком с г-ном Баром еще по временам, когда я работал в германском посольстве в Москве. Он тогда, как вы знаете, часто приезжал по делам в Россию и, естественно, регулярно навещал наше посольство. Там мы с ним и познакомились.

Услышав хорошо понятную немецкую речь, я с радостью закивал головой.

— Мы только что общались с г-ном Баром, и он сказал, что вы здесь. — Я охотно подтвердил факт моего присутствия в Америке. — Мне давно хотелось познакомиться с вами, — и он протянул мне руку. — Завидую! Вы с Баром, что называется, желали историю, а это не всякому дается. Конечно, популярности Горбачева у немцев теперь уже вряд ли кому-либо из русских удастся достигнуть, но и вас немецкая история не забудет.

Я уже слышал однажды нечто подобное. Но тогда и на сей раз я не нашел ничего лучшего, чем промолчать.

— Поверьте, — не унимался он, — я знаю, у вас в России предпочитают отдавать должное сегодняшнему дню. А у нас, немцев, хорошая память, и мы умеем отдавать должное прошлому.

Человек слаб, и я, не желая отделять похвалу от лести, был готов приписать сказанное себе. Но тут же был водворен на место. Оказалось, что все благородные чаяния современных немцев были вновь направлены в адрес М. Горбачева. У меня никогда не было желания оказаться в компании последнего президента развалившейся России, и я завершил с благожелательным немцем, несомненно, приятный для меня диалог, особенно в части, касавшейся моих пусть скромных заслуг перед историей становления российско-германских отношений. Удовлетворенное тщеславие или что-то в этом роде наполнили мою душу благодатным теплом, и я был далек от мысли, что именно в этот день, когда все складывалось для меня вполне удачно, какие-то обстоятельства смогут возродить в памяти крайне неприятный эпизод из моей жизни.

Мне нравится манера американцев начинать диалог с незнакомым человеком как продолжение уже давно начатого. А поскольку в английском языке нет понятий «ты» или «вы», то обращение «look» — «Посмотри» или «Послушай!» я воспринимаю как переход на «ты», что мне, откровенно говоря, тоже импонирует.

— Я уже второй день ищу подходящий момент, чтобы поговорить, — атаковал меня совсем немолодой американец с очень подвижным лицом и живыми глазами, который сразу же подкупил меня необыкновенным запасом энергии и активности. Как и многие, вместо визитки он сунул мне руку и невнятно произнес свою фамилию, уверенный в том, что тем, кому надо, она должна быть и без того хорошо известна. — Я не силен ни в политике, ни в немецком языке, — начал он, — и вчера молодые помогли мне, так сказать, пролистать книгу «Тайный канал» на немецком. — Он кивнул в сторону нескольких молодых ребят, что-то активно обсуждавших недалеко от нас. — Почему вы не сказали нам тогда, в 70-х годах, о чем вы шептались за нашей спиной с нашими союзниками — западными немцами, хотя бы в том объеме, в каком ты написал об этом в книге? Мы бы оставили вас в покое, сохранив для других дел массу средств и времени.

— Во-первых, вы нас об этом не спрашивали, а во-вторых, вы бы нам все равно не поверили.

Он на секунду задумался, затем взял меня за руку и немного приглушенным голосом сообщил: