МУЖЕСТВО
В детстве Николай Иванович Кузнецов ни разу не спасал никого на пожаре, не нырял за утопающим. Но именно тогда закладывались в нем черты, из которых сложился характер разведчика Кузнецова.
Как часто жалею я о том, что не был товарищем его детских игр, что не на моих глазах прошла жизнь, конец которой я видел. Узнал бы я в маленьком Никоше, как звали в детстве Кузнецова, будущего героя? Представляю себя рядом с ним в тот день, когда он шел из своей глухой уральской деревушки Зырянки в большое село Балаир.
Воскресенье, раннее летнее утро. По лесной наезженной дороге шагают семилетний Никоша и его друг - пятилетний Егорка. Оба босые, в заплатанных коротких штанишках, в выгоревших добела холщовых рубашках. Идут быстро - торопятся. Дело серьезное: поглядеть, что привезут на базар, потолкаться в толпе.
На небольшой площади перед церковью уже стояли в два ряда отпряженные повозки. Стреноженные кони тут же рядом щипали траву. Повизгивали привезенные на продажу поросята. Несколько баб копошились у повозок, раскладывая на подстилках свое добро.
Но настоящая торговля еще не началась - шла служба, и торговцы и покупатели были в церкви.
Мальчики, томясь, обошли площадь, заглянули в церковь. Народу там было много. Из синего сумрака тянуло ладаном, мелко и безнадежно монотонно дребезжал старческий голос священника.
- Как долго-то еще!-с тоской сказал Егорка.- Никоша, давай молиться, чтоб служба поскорее кончилась!
- Да ну его, бога! - Никоша пренебрежительно двинул плечом.- Его просишь, просишь, а он хоть бы что!
- А ты еще попроси! - заныл Егорка.
Глаза у Никоши сверкнули.
- Лучше я сам! Заместо бога…
И не успел Егорка сообразить, что к чему, как Никоша ухватился за веревку, свисавшую с колокольни до самой земли, и изо всей силы несколько раз дернул. Громко и резко прозвонил колокол.
Какая-то баба с очумелым лицом выскочила на паперть, закричала:
- Господи! Неужто пожар?
- Пожар! Пожар! - закричали в церкви.
Началась давка, и народ полез из дверей.
Егорка заливался счастливым смехом.
Вышел на крыльцо церковный староста в высоких сапогах и в длинном сюртуке, окрикнул начальственно:
- Где горит, православные?
Но от повозок бежала сморщенная коричневая старуха, как баба-яга, костлявым пальцем указывала на мальчиков и пронзительно кричала:
- Они, окаянные! Зырянские охальничают!..
Егорка опять не сразу сообразил, что произошло.
Никоша увидел, как лицо церковного старосты из длинного и бледного внезапно сделалось широким и красным, крикнул:
- Беги, Егорка! - и бросился наутек.
Но тот не успел. Староста, извиваясь от злости, уже выкручивал ему ухо.
- А, разбойник! А, нехристь собачья!..- шипел он, захлебываясь.
Егорка отчаянно голосил.
Никоша был далеко, когда услышал крики друга. Он оглянулся и увидел, как Егорку волокли к церкви…
Швырнув мальчика на пол, озверевший староста трясущимися руками уже срывал с себя ремень. Вдруг толпа зашевелилась, и рядом с Егоркой появился Никоша.
Он хмуро, исподлобья оглядел собравшихся, поднял глаза на старосту:
- Чего замахиваешься? Я звонил.
Староста оторопел:
- Ты? Сам?
Никоша вскинул голову:
- Один. А его не трожьте. Он ни при чем.
Егорка мгновенно исчез.
- Ну, один и получай! - гаркнул староста и со свистом полоснул Никошу пряжкой по спине.
Мальчик пошатнулся, но удержался на ногах.
- Ну, что, еще хочешь? Еще? - медленно, сквозь зубы говорил староста, оттягивая руку с ремнем.
Мальчик стоял прямо, не отклоняясь, ожидая второго удара.
- Ладно, буде,- проговорила какая-то женщина, жалея.
Толпа расступилась. Никоша поднял голову и не спеша пошел из церкви.
Егорка поджидал друга в кустах у дороги. Никоша молча взял за руку ревущего мальчугана и повел.
Только в лесу, на берегу речки, где Никоша обмывал студеной водой вздувшийся багровый синяк, Егорка понял, от какой беды спас его друг.
- Били! - ужаснулся он.- Больно? - И опять захныкал.