О чем мечтают женщины

—  Проблема в том, что для расторжения сделки вам теперь уже понадобится и его подпись тоже, — сказал аукционист. — Официально он владелец картины.

—  И он очень страстный покупатель, — добавила Изабелла на невыразительном, но безупречном английском. — Я, вообще-то, и не знала, что он не зарегистрировался. В противном случае я бы не стала выступать от имени сеньора Кастиля.

—  Сеньора кого?

—  Кастиль, — повторила она. — Пьер Кастиль. Я уверена, он хорошо известен в вашем городе, потому что семья Кастиль владеет половиной его.

—  И небольшой частью этого города тоже, — усмехнулся аукционист.

Пьер Кастиль?Конечно, я знала это имя. Но не узнала его в лицо при данных обстоятельствах. Его фотографий я видела немного. Он был довольно замкнут для такого богатого человека. Но если вы жили в Новом Орлеане, то это имя равнялось королевскому титулу.

Но какого черта Пьер Кастиль, Пьер-Наследник, миллиардер, просочился вот так на закрытый аукцион, выбросил пятнадцать миллионов долларов за картину, а потом пытался соблазнить меня на диване театра в Буэнос-Айресе? Во что такое я влипла?

Я почувствовала, как загораются мои щеки. Кэсси и Матильда должны были поскорее узнать об этом. Возможно, это было неким знаком. Возможно, то, что я не приняла Шаг, было лишь к лучшему. Я спросила, как пройти к стоянке такси, и выбежала на улицу. Я уже победила достаточно страхов, думала я, глядя на свой браслет. Пусть даже на нем было маловато подвесок, он все равно выглядел прекрасно, когда в нем отражались огни фар проезжавших мимо машин.

Пока я ехала в такси в отель, мое сердце продолжало слишком сильно биться, а кожа горела там, где ее касался Пьер Кастиль.

Глава пятнадцатая

Кэсси

Когда меня в последний раз приглашали в Особняк нашего общества, под моим длинным плащом ничего не было, и вверх по лестнице меня вели с завязанными глазами, а наверху меня ожидал чувственный пир (и любовник). На этот раз все было немножко по-другому. Меня ждала Матильда, сидевшая на ступенях крыльца в эту жаркую августовскую субботу, и вид у нее был чрезвычайно серьезный. Я уже знала, какие мысли ее занимают. После того как накануне ночью мне позвонила разгневанная Дофина, мне было не до сна, так что я в свою очередь позвонила Матильде и рассказала ей об аукционе и о выходке Пьера.

—  Я не верю Пьеру, — сказала я, поздоровавшись с Матильдой. — Дофина просто потрясена!

—  И я не виню ее за это. За все те почти сорок лет, что мы занимаемся своим делом, у нас были проблемы только с одним мужчиной — с Пьером. Мне бы следовало довериться своим инстинктам, когда мы впервые привлекли его, но он нас всех просто очаровал.

—  Что ж, хотя бы одно утешает: его пятнадцать миллионов будут поддерживать С.Е.К.Р.Е.Т. на плаву долгое время, — сказала я.

—  Еслимы оставим их себе.

Мне такое и в голову не приходило. Но, судя по тону Матильды, такая возможность вдруг стала казаться вполне реальной.

—  В любом случае, — продолжила Матильда, — оставим ли мы себе эти деньги, зависит от решения всего Комитета, а не только от моего. А сейчас я иду к Дофине.

—  Мне тоже пойти? И нельзя ли отложить это… ну, ее следующее?

—  Нет. Это решает глава Комитета, к тому же время здесь играет существенную роль. Может быть, мне удастся убедить Дофину остаться в обществе, но если нет, то я надеюсь, по крайней мере, уговорить ее принять наши извинения. А тем временем у тебя, моя дорогая, другая задача, которую тоже нужно выполнить до конца. Ты уверена, что готова?

—  Готова как никогда.

—  Но нервничаешь?

—  Да.

—  Джесси уже связался с тобой?

—  Мы встречаемся сегодня вечером. — Я поневоле радостно улыбнулась.

Но Матильда явно не разделяла моего энтузиазма, так как в ее голосе снова зазвучало сомнение.

—  После того, что случилось, и после того, как я ошиблась в Пьере, я очень надеюсь, что не ошибаюсь и насчет Джесси тоже.

—  Нет, не думаю, — сказала я, пытаясь понять, почему Матильда продолжает мучиться сомнениями насчет Джесси.

Я пошла за Матильдой в Особняк, вверх по лестнице, потом по длинному прохладному коридору, где она наконец остановилась перед узкой дверью. Матильда отперла ее. Внутри оказалась маленькая комната с одним-единственным серым мягким креслом, повернутым к стеклянной стене. Матильда придвинула кресло ко мне. Комната по другую сторону стекла была освещена тускло, но все равно видно было, насколько она великолепна: справа высились окна от пола до потолка, задернутые темно-бордовыми занавесями, над кроватью с балдахином красовались резные купидоны. На стенах цвета слоновой кости висели старинные картины, изображавшие прекрасных женщин в платьях, открывающих плечи. А кровать… Это было истинное произведение искусства! Каждый столбик балдахина походил на ствол ивы, дубовое изголовье покрывали резные листья. В центре комнаты стояло мягкое кресло без подлокотников, с золочеными ножками, его сиденье и спинка были расшиты бордовыми розами.

Я занервничала куда сильнее, чем во время какой-нибудь из собственных фантазий.

—  Это Королевский покой, — сообщила Матильда.