Дома рассказал об этом своим близким, и, посовето вавшись, мы решили, что, может быть, это судьба. Я сооб щил Рыжкову о своем согласии, после чего мне дали на правление на медкомиссию. Комиссию прошел успешно, как говорится, без сучка и задоринки. Здоровье у меня было отменное. Сказывалось, что я всегда дружил со спортом, поддерживал хорошую физическую форму, по этому у врачей никаких вопросов не возникло. Оставал ся последний врач – психолог. Хорошо помню, как подо шел к кабинету, сел, и пока меня не пригласили зайти, читал газету. Вскоре открывается дверь и выходит док тор (потом узнал, что это была Раиса Павловна Копыти на). "А почему не заходите?" – спрашивает. Отвечаю, что, мол, это поликлиника, тем более военного учрежде ния, где соблюдается порядок, поэтому и жду. Врач сно ва задает тот же вопрос, а я – тот же ответ. Затем зашел, и начался опрос по тестовой системе. После проверки Ра иса Павловна спрашивает: "Вы уходите с большого пред приятия, где у вас хорошая зарплата, а зачем?". Я отве тил, что меня пригласили как специалистаракетчика, и я хочу внести свой вклад в дело защиты секретов. Врач кивнула и попросила меня выйти, подождать. Час сижу, два – ничего. Потом открывается дверь и вновь вопрос: "А почему не заходите?". Я объясняю, что являюсь взрос лым человеком, понимаю, где нахожусь и не хочу выгля деть невыдержанным. Врач улыбнулась, кивнула, и на этом комиссия была завершена…
После того дня прошло много времени, но меня никто никуда не приглашал, и я уже стал думать, что от моей кандидатуры отказались. Периодически виделся с Рыж ковым, но тот к разговору о моем зачислении в КГБ не возвращался.
Постепенно стали мне доверять серьезную работу с высокой долей ответственности. Так, в конце 1971 года готовился очередной запуск на известном ракетном поли гоне Байконур. Заместитель начальника цеха Г. Н. Горди енко, опытный руководитель, который должен был выез жать туда на организацию подготовительных работ, вне запно заболел. Начальник цеха Иванов вызвал меня: "Собирайся – поедешь вместо Гордиенко старшим гото вить изделие к пуску. Будет непросто, но, уверен, спра вишься". И я поехал.
В нашей бригаде было восемь человек – работники ЮМЗ и из Павлограда. Приехали на Байконур. Те, кому довелось там побывать, знают, что это место, открытое всем ветрам. А тут зима, мороз. Времени до пуска оста валось немного, поэтому трудились с утра до позднего вечера. Работы вели на площадке № 41 и в помещении, и под открытым небом. Хоть и холодно было, но мы очень внимательно следили за соблюдением требований тех ники безопасности при монтаже. Ведь не секрет, что именно изза этого на полигоне не раз происходили тра гические случаи. Рядом располагалась площадка № 42, где во время запуска 24 октября 1960 года погиб маршал М. И. Неделин и семь работников КБЮ, ЮМЗ и других предприятий…
Монтаж проводился на поверхности, и рабочие, ко нечно, сильно мерзли. А по правилам полигона я имел право хранить спирт. У меня находилось две канистры, и когда было нужно, ктонибудь из ребят после смены на морозе брал немного растереться или выпить. Канистры были доступны для каждого. Все у нас строилось на дове рии – ведь дело было общее, и мы понимали, какая серь езная ответственность возлагалась на нас. Кроме того, ра ботавшие на Байконуре получали еще и неплохие командировочные, и за работу держались. Поэтому и пьяных у нас никогда не было. Но както вечером подхожу к своей комнате, а от нее идет слесарь из Павлограда, держась, что называется, руками за стену. Я ничего ему не сказал, а утром собрал бригаду и предупредил, что если ктото хоть раз будет замечен нетрезвым, немедленно отправлю провинившегося назад, без права выезжать на полигон. Никто вопросов не задавал, а через три дня ситуация с павлоградским слесарем повторилась. Без объяснений я прервал ему командировку и, несмотря на его просьбы, отправил домой, на завод. За него не заступались. Все от лично понимали, что любителю выпить на полигоне, где от ответственности каждого зависела жизнь многих лю дей, не место…
…День 22 февраля 1972 года запомнился мне навсег да. На полигон позвонили и сообщили, что мой отец на ходится в тяжелом состоянии – с инфарктом его забрали в больницу. Но изза отсутствия рейсов (23 февраля был праздник, и Байконур отдыхал) вылететь я не смог ни в этот, ни на следующий день. Лишь 24 февраля поздно но чью прибыл в Днепропетровск. Когда подъехал к дому, увидел, что в квартире горит свет. Я понял, что случилось непоправимое. Зашел в квартиру, мама и брат плакали. Отца не стало…
…Похоронили Ивана Тихоновича мы на следующий день. Попрощаться с ним пришло много людей – и кол леги по заводу, которому он отдал много лет, и друзья по жизни, и соседи. Его очень уважали. И мне было беско нечно жаль, что человек, так любивший меня, брата, ма му и всех своих близких, так много сделавший для нас, ушел от нас навсегда.