Взять детей на усыновление было инициативой Дэйва, и хотя Мириам долго сомневалась в его мотивах – ей казалось, что ее муж больше хотел установить связь с Изабель, чем с девочками, – она все же была готова принять сестер в свою семью. Ей тогда было всего двадцать пять, но к тому времени у нее уже было три выкидыша. А тут у нее готовы были появиться две прекрасные девочки. Процесс удочерения прошел довольно быстро. Тёрнеры были единственными опекунами сестер, поскольку были их единственными известными родственниками, – это выяснилось только через несколько лет, когда детектив Уиллоуби попытался разыскать родственников их погибшего отца. Они передали опеку Дэйву и Мириам Бетани. Это оказалось очень просто. И как бы жестоко это ни звучало, Мириам испытала облегчение, когда Изабель наконец умерла, а Герберт, как и следовало ожидать, уехал. Сестры лишь напоминали ему о потерянных жене и дочери. Мириам была благодарна ему за побег, но в то же время презирала его. Какой человек не захотел бы стать частью жизни своих внучек? Даже теперь, зная всю историю целиком, Мириам не могла оправиться от своей прошлой неприязни к Тёрнерам и оправдать безграничную любовь Герберта к жене и его неспособность любить кого-то еще или заботиться о других людях. Создавалось впечатление, будто Салли сбежала, потому что не нашла себе места в их огромном красивом доме, наполненном любовью Герберта к Изабель.
Девочки так никогда и не узнали всех подробностей. Хоть и знали, конечно, что их удочерили – пусть Хизер и отказывалась в это верить, а Санни, наоборот, делала вид, что помнит все до мелких подробностей. «У нас был дом в Неваде, – рассказывала она Хизер. – Огромный дом с забором. И еще пони!» Но даже честный Дэйв не решился рассказать девочкам всю правду о матери, сбежавшей из дома в семнадцать, об отце-убийце, о двух смертях, наступивших только потому, что у Салли не хватило духу позвонить родителям и попросить их избавить ее от мужа, которого они невзлюбили с самого начала. Мириам придерживалась мнения, что девочкам вообще не стоит знать этой правды, а Дэйв считал, что это знание должно означать их вступление во взрослую жизнь, лет в восемнадцать или около того.
Но те добрые небылицы, которые Дэйв рассказывал им на промежуточном этапе, нравились ей еще меньше мысли открыть девочкам правду.
– Расскажи мне про мою другую маму, – просили его перед сном Санни или Хизер.
– Что ж, она была очень красивая…
– А я на нее похожа?
– Да, просто вылитая, – отвечал Дэйв, и это было правдой. Мириам видела фотографии в доме Тёрнеров. Салли была такой же миниатюрной, с такими же непослушными светлыми волосами. – Она была очень красивой, вышла замуж и продолжала радоваться жизни. Но произошел несчастный случай…
– Автокатастрофа?
– Ну, вроде того.
– А что именно?
– Да, автокатастрофа. Они погибли в автокатастрофе.
– Мы тоже были с ними в машине?
– Нет.
Эта часть сильно волновала Мириам. Девочки находились дома во время убийства. Хизер лежала в кроватке, Санни играла в манеже. Сестры были в другой комнате, но вдруг они что-то видели или слышали? Вдруг Санни запомнила что-то более реальное, чем дом в Неваде и пони?
– А где мы были? – спрашивали девочки.
– Дома с няней.
– Как ее звали?
И Дэйв продолжал придумывать подробности истории, пока она не превратилась в самую колоссальную ложь, какую Мириам только слышала в своей жизни.
– Мы расскажем правду, как только им исполнится восемнадцать, – успокаивал он ее.
Похоже, он считал право знать правду чем-то вроде права голосовать или пить пиво. Дэйв и Мириам были трудолюбивыми, но неопытными бобрами, которые наскоро строили плотины, чтобы сберечь свои секреты от посторонних глаз, и пытались залатать маленькую течь, в то время как рядом с ними вот-вот собиралось подняться цунами. В конце концов все их секреты всплыли на поверхность, но всем было на них плевать. Кто станет обращать внимание на такие ничтожные мелочи в постапокалиптическом мире, где вокруг и без того много мусора? В тот день, когда Изабель и Герберт Тёрнер пришли к ним за помощью, Мириам думала, что дает второй шанс двум невинным жизням. Но в результате оказалось, что это девочки дали Мириам еще один шанс начать жизнь заново. А когда они исчезли, Мириам потеряла часть себя.
«Пошло оно все к черту, – подумала она и резко свернула налево под запрещающий знак. – Поеду в Бартон-Спрингс».
Но, проехав один квартал, Мириам все-таки вернулась к своему первоначальному маршруту. Дела на рынке недвижимости в Остине шли все хуже. Она не могла позволить себе рисковать клиентами.
Глава 26
– А ты соображаешь быстрее, чем кассовый аппарат, – заметил Рэнди, управляющий магазина.
– Простите?
– Новый кассовый аппарат сам считает сдачу, думает за тебя. Но ты, как я посмотрю, не даешь ему подумать. Ты всегда на шаг впереди, Сильвия.