Ева останавливается передо мной, расстегивает мою рубашку и медленно стягивает ее с меня. Прикасается губами к моей шее, к ключице и дальше, к груди. Сжимает губами мой сосок и нежно кусает его, тогда как ее уверенные руки заканчивают раздевать меня. Теперь мы, полностью обнаженные, стоим друг перед другом. Она обнимает меня, ее руки погружаются в волосы на моем затылке. Она целует меня, и я чувствую, как возбуждается мое тело. Но это не просто возбуждение. Мое объятие, мои ласки, мое тело, прильнувшее к ее телу, – это как возвращение домой. Я соображаю, что с того мгновения, как закончился наш последний поцелуй, я только и ждал, чтобы поцеловать ее снова. Она отрывается от меня и долго серьезно смотрит мне в глаза.
– Я люблю тебя, – говорит она наконец.
Эти три слова пронзают меня, будто электрический разряд.
– Я сказала Альберто, что не выйду за него замуж, – продолжает она. – Я хочу жить с тобой.
Мне слышится какая-то диссонирующая нота в этой фразе.
– Ты хочешь
– Не понимаю разницы, – поднимает брови она.
– Что ты имеешь в виду, Ева? Оставить прежнюю жизнь вместе с мужчиной, который был в ней, или просто поменять одного мужчину на другого, как меняют марку автомобиля?
Она отступает на несколько шагов. И ночь опять становится всего лишь ночью, а сад – обыкновенным садом.
– Я думала, ты будешь рад.
– Ты хочешь сказать, что тебе все равно? То, что ради тебя я бросила человека, с которым прожила семь лет? Ради тебя! – Последние слова она почти кричит.
– Радоваться должен не я, радоваться должна ты, – отвечаю я. – Со мной ли, без меня ли.
– Ты хочешь сказать, что тебе все равно? То, что ради тебя я бросила человека, с которым прожила семь лет? Ради тебя! – Последние слова она почти кричит.
– Я говорю, что ты не должна делать это
– Значит, тебя интересовал только секс? – отшатывается она, словно ошпаренная. – Ты хочешь сказать, что я нужна была тебе только для того, чтобы поиграться? Чтобы занести в список своих побед еще одну наивную фантазерку?
– Это не было игрой! – протестую я. – Все было по-настоящему… и остается таким.
– Стало быть, это правда, что, как дело доходит до принятия решения, ты спешишь отступить! – восклицает она. – Ты боишься быть связанным с кем-то? Боишься взять на себя ответственность?
– На самом деле я только и делаю, что каждый раз беру на себя ответственность, – качаю я головой.
– Каждый раз? И что это означает в моем случае?
– Означает каждый вечер, каждую минуту. Каждую ласку. И я могу сказать тебе, что я выбираю тебя каждый день, Ева. Но я не могу сказать тебе, что выберу тебя завтра.
– Не морочь мне голову этой галиматьей!..
– Что значит на меня
– О чем ты говоришь? О фотосессии? Или о том, что взял к себе хорька? Конечно, когда тебе это выгодно, ты надежный! Но когда речь заходит о проекте жизни, о том, чтобы гарантировать…
Мне не нужна рабыня, меняющая рабовладельца, переходящая от одного мужчины к другому на тех же условиях, от одной степени зависимости к другой, но в тех же формах, от одной неудовлетворенности к другой, еще более глубокой.
– Ты хоть сама себя слышишь? – На этот раз я тоже повышаю голос. –
– Я говорю как нормальный человек, который испытывает искренние чувства!
– Э нет, моя дорогая, чувства – это совсем другое. Не цепляться за любовную историю, которая пошла на дно, как цепляется потерпевший кораблекрушение за что попало. И не менять мужиков только потому, что один обидел, а другой разочаровал. Это не называется чувством. Это называется – расчет!
– Расчет?
– Да, он самый. Оставить одну любовную историю ради другой, построенной по одной и той же схеме, изменив лишь внешние условия. Естественно, я называю это расчетом. Или блядством. Посмотри на себя…
Она замахивается, чтобы ударить меня, но я успеваю перехватить ее за запястье.
– В чем дело, правда глаза колет? – наступаю я.
– Отпусти меня! Дай мне уйти! – бешеной кошкой вырывается она.