О чем молчат твои киты

А они наверняка подумают, что мы не просто друзья, они наверняка подумают, что мы еще и за ручки держимся. И мы перехватим их взгляды, а они стыдливо отвернутся. И я скажу:

– Да-да, мы просто друзья, а не то, что вы там себе понавыдумывали. И вообще, у меня рак, а Валера меня поддерживает.

– У тебя рак? – недоуменно воскликнут они. – Так зачем тебе на шаре кататься? Тебе лечиться надо.

А я отвечу:

– Самим вам лечиться надо. А я хочу по-настоящему насладиться последними моментами жизни. А вы мне какую-то группу предлагаете.

И они такие:

– Ну да, чувак, ты прав. Извини. Конечно, нет вопросов. Никаких групп. Вам лучше с Валерой. Просто у нас вдвоем обычно парочки летают, вот мы и удивились.

Удивились они.

И мы полетим с Валерой, а эти, гады, даже скидку нам не сделают.

Нет, с Валерой я точно не полечу. Это и правда дорого и глупо. Как будто мы реально за ручки держимся, и не только.

А видео меня не сильно впечатлило. Нет, без всяких, красиво, я бы даже сказал – романтично, но после прыжка с парашютом это кажется детским садом. Легонькая прогулка, не больше.

И я решил пересмотреть видео прыжка.

Музычку Антон выбрал, конечно, не Тома Йорка, но ничего такую. Вполне динамичную. Не знаю, кто исполняет. И картинка хорошая.

Вот он я, реально бледный, слушаю внимательно наставления Геры, машу руками. Черт, да я сам себя не допустил бы к прыжку. Но нет, идем дружно к самолету, заходим, садимся. Вот наши пилоты. Улыбнулись в камеру, вот мы взлетаем. Вот я стал еще бледнее, видимо, как раз начал думать, что могу не перенести прыжок. Вот Гера хлопает себя по колену, предлагая мне сесть. Ха-ха, ну и рожа у меня, как будто попал на свадьбу Мэрилина Мэнсона и Надежды Кадышевой. Вот они меня уломали, я сажусь и поглядываю на Геру. Еще немного облаков через иллюминатор. Вот открыли дверь. Одиночники двинулись к обрезу. А вот и мы с Герой. Я туплю, он кладет мою голову себе на плечи и гладит ее. Жесть, он гладит мою голову, как голову какого-нибудь ребенка. Это так унизительно. И вот мы уже в воздухе, кувырок, видно, что я не успел понять, что к чему, Гера хлопает меня по плечам, я расправляю руки, я радуюсь, машу в камеру и так далее. Но это уже не выглядит прикольным.

Он погладил меня по голове.

Кто его просил? Зачем он это сделал?

Как будто я испугался и захныкал, как трехлетний малыш, а он решил меня успокоить. Ну да, поволновался немножко. Но не до такой же степени. И сразу стало понятно, насколько мы беспомощны. Надо было прыгать самому с восьмисот метров, наверное. Но теперь меня туда и на расстояние пушечного выстрела не подпустят. С этой мыслью я сжался в клубок как котенок и заснул. Видео осталось не просмотренным до конца.

Утром снова тошнило.

Только вышел из ванны, как открылась дверь, и в комнату вошла мать. Вся растрепанная, юбка мятая, лицо перекошенное.

– Ты дома?

– Как видишь. Привет.

– Здравствуй, сынок. Болит?

– Ну, так, терпимо.

– Что не звонишь?

– Сегодня как раз собирался, – соврал я.

Она поняла, что обманываю, но сделала вид, что поверила.

– Дай хоть поцелую.

Мать сделала шаг, и ее качнуло. Сначала в одну сторону, затем в другую. Дойдя до меня, она схватила мою голову, словно боялась, что поведет еще сильнее, и прижалась своими сухими обветренными губами к моей щеке. В нос ударил резкий запах перегара. Просто дикий перегар. Тройной одеколон, что ли, пила?

– Ты пьяная, – скривился я.

– Ну да, выпила. Да, я выпила, немного, а ты уже и нос воротишь.

– Немного? Да от тебя несет за километр. Такое ощущение, что на тебя цистерну спирта обронили.

– Да, я выпила, – повторила мать, – а что мне еще делать? Совсем отдалился, сам болеешь, а сам даже не звонишь.

– Что делать?

– Да, что прикажешь мне делать? Ваше величество.

– Какое ваше величество? Мам, не устраивай балаган.

– Балаган я устраиваю. Да, устраиваю. Я не знаю, что мне делать. Как мне быть вообще? Как это пережить?

– Для начала – не пить. Я же вот не пью.

– Мне плохо, Илюша.

– Мне, что ли, хорошо?

Она промолчала и начала рыдать.

Опять эти слезы. Ненавижу.

– Ну, хватит, мам. Тебе надо выспаться. Я понимаю, тебе тяжело, всем непросто. Но это жизнь. Я лечусь, стараюсь, по крайней мере. И постараюсь выздороветь.

– Правда?

– Да. Ты, пожалуйста, тоже постарайся не пить больше. Я тебя прошу, хорошо?

Она промолчала, но с нежностью посмотрела на меня, погладила по щеке и вздохнула:

– Ты такой хороший…

Хороший, конечно. Меня просто напрягало ее присутствие. Своими слезами, своими всхлипываниями она давила на мозг и хоронила меня раньше времени. А мне совсем не хотелось думать о смерти. Мысли о воздушном шаре намного привлекательнее.

– Я не хочу тебя терять.

– Но я же тут, рядом.

– Это же не навсегда.

– Мам, ничего не бывает навсегда, даже солнце когда-нибудь остынет.

– А, – она махнула рукой и снова залилась слезами.

Надо срочно это прекращать.

– Мам, ну хватит. Все нормально. Мне не больно. А вот тебе срочно надо поспать. Ты едва стоишь на ногах. Давай я вызову такси.

– Какое еще такси? Ты что, миллионер?

– Нет, но сто рублей найду.

– А у тебя нельзя поспать?

– Нет. Я щас уйду.

– Куда это?

– К доктору.

– Я с тобой.